– Конечно знаю. Сейчас мы придем домой, зайдем внутрь, сядем на диван и снова застынем, чтобы войти в вечность. Только уже окончательно и бесповоротно.

– Оглядись напоследок. Посмотри на этот город. Был ли ты здесь счастлив?

– Разумеется был.

– Разве имеет значение, какой это был город?

– Мне кажется, что я был бы также счастлив в любом другом месте. И со мной обязательно случилось все то же, что произошло и здесь. Случилось бы неизбежно и неминуемо. Я бы также любил, меня бы также предавали. Я бы также предавал и, в общем, наверное все было бы также.

– Оно и было также, – сказал Кот,– Было есть и будет. Разве нужно что-то другое?

Они дошли до Шевченко и повернули направо.

– А знаешь, Никита, каким ты был хозяином? – спросил кот.

– Интересно, расскажи.

– Ты был хорошим хозяином. Конечно, ты был довольно безалаберный и тебя часто не было дома днями и неделями. А когда ты был дома, то большую часть времени пьяный или под кайфом. Но обо мне ты всегда заботился как следует – у меня было, что покушать и ты всегда был рад со мной поиграть. Помнишь, как мы играли с тобой в мячик?

– Да. Я бросал тебе мячик, а ты мне приносил его обратно. Не кот, а собака какая-то, – улыбнулся Никита.

– Какая я тебе собака! – обиделся Кот.

– Извини-извини.

Какое-то время шли молча.

– Знаешь, – сказал Кот, – На одно точно не могу пожаловаться. Я был абсолютно уверен, что имею для тебя значение.

– Конечно имеешь! – сказал Никита – Помнишь, когда ремонтировали наш дом и снаружи стояли строительные леса, я выпускал тебя на них погулять? А однажды, в два часа ночи, ты свалился с этих лесов, пролетел несколько пролетов и оказался буквально заперт на уровне третьего этажа? Тогда я искал способ тебя достать и сделал лестницу из простыней, чтобы ты мог забраться обратно.

– Да. Это было довольно страшно. Спасибо, что помог. Правда, если бы ты не закрыл форточку в кухне, в которую я промахнулся возвращаясь домой, возможно ничего и не пришлось бы делать.

– Ну, что теперь говорить, – сказал Никита, – Заранее ведь не угадаешь. Когда у нас возле дома стояли строительные леса – это было здорово. Я вылезал на них по ночам завернувшись в плед, с бутылкой хорошего вина и сигаретой. И подолгу лежал, глядя в летнее ночное небо и считая звезды, надежно скрытый от посторонних глаз за строительной сеткой.

– Ты сумасшедший, – сказал Кот, – Точно.

– Сейчас бы я такого не повторил, – ответил Никита, – В последнее время я стал сильно боятся высоты. А раньше, помню, я и по крышам погулял. В свое время у нас даже был было что-то вроде штаба, в котором мы с Егором пили пиво после школы. Штаб находился в небольшой настройке на крыше соседнего здания. Мы залезали на чердак, поднимались на крышу, перерезали на соседний дом и прятались в этом небольшом строении. Кстати, до нас там проводили время какие-то другие ребята, которые умудрились затащить туда стол, стулья и журналы «Пионер». Мы с Егором сидели в этой башенке словно наблюдатели, а город расстилался у наших ног.

– В общем, – сказал Кот, – Как бы то ни было, я тебе, конечно, благодарен. Хотя бы за то, как ты спас меня, когда мне было пять лет и я сильно отравился.

– Было дело, – сказал Никита, – тогда мы с матерью ставили тебе капельницы несколько недель.

– И уколы, очень болючие уколы.

– Зато полезные.

– Ты же знаешь, – сказал Кот, – Что он будет ждать нас там?

– Конечно знаю. Но разве мы можем повернуть в другую сторону?

– Разумеется нет.

Раздался шум. Город за их спинами рушился. С грохотом от домов отваливались куски штукатурки и падали на землю. Поднялся сильный ветер. Свалилось несколько деревьев. В начале улицы заклубился черный туман.

– Нам лучше поспешить, – сказал Никита, – Я не намерен встречать непогоду на улице.

Довольно быстро прошли мимо школы, в которой учился Никита, мимо булочной, в которую он бегал за хлебом, сжимая в кулачке монетки, насыпанные любящей бабушкой и оказались в нужном дворе. Зашли в подъезд, поднялись до квартиры. Дверь была все еще закрыта, но Никита знал, что делать.

***

Пятница, 04 ноября 2016

Кот смотрит на меня пожевывая усы. Его глаза кажутся бесконечно глубокими и хрустальными. Зрачки расширены от полумрака, рыжий хвост слегка свисает с краешка кресла.

– Это тоже писал ты? – спрашивает он.

– Да, когда мне было особенно нечего делать.

– И что, думаешь, что все вот так просто?

– А разве это просто? Мне понадобилось прожить тридцать лет, чтобы понять эту простоту.

– И что ты намерен делать с этим пониманием?

– Ничего. Ровным счетом ничего. Единственное, что дает мне это понимание – покой. Внутренний, бесконечный покой.

– Это же совсем мало.

– Для тебя возможно. Но для меня, который очень любит волноваться по пустякам, это отличный способ оставаться спокойным. Понимаешь, Кот, мир полон идиотами. И даже это не самое страшное, что в нем есть. Не стоит забывать, что все это не больше чем сон. И не более реально, чем мы с тобой. Ведь мы с тобой реальны?

– Еще бы. Нас уже не стереть с ткани мироздания.

– Это и есть главная магия. Тот самый секрет, за которым гоняются различные пустомели в надежде раскрыть тайну, разгадать код, обрести всемогущество и бессмертие. Или что там еще обычно ставят на полку с призами. А ведь искать ничего не надо, и ехать никуда не нужно. Достаточно натянуть струны, и

ПАРАБАДЯМ!

– Что это было? – спросил перепуганный Кот.

– Это? Первый аккорд новой истории, в которой ты сосиска, а я гладиолус, – ответил Никита.

– Но я не хочу быть сосиской, – возразил Кот.

– Хорошо. Из уважения к твоему возрасту оставлю тебя как есть. Кстати, что там за окном?

И гладиолус с Котом пошли смотреть, что ждет их за окном сегодня.

***

Никита не понимал, где его отец. Об этом в семье не разговаривали. Он не знал, любит ли его мать – она на редко проявлял чувства открыто. Между ними всегда существовала некоторая отстраненность. Мать Никиты была довольно необычной. Она всегда была сама по себе, в стороне от других. В ней не чувствовалось простой человеческой теплоты и открытости, которая чувствовалось в бабушке. Зато чувствовались напряженность, холодность и отстраненность.

Никита очень четко ощущал это настроение. Но она