Поэтому вряд ли стоит опасаться, что всеобщая образованность приведет к отмиранию эмоций и человек будущего станет двуногим мозгом. Впрочем, нынешнее образование, сухо логическое, явно вредит нашим эмоциям. Оно, как уже говорилось, имеет дело в основном с левым полушарием мозга, грубо отсекает знания от эмоций и этим гасит эмоции, делает десятки миллионов людей рассудочными рационалами.

Научно-психологическая революция, наверно, создаст в корне новое образование, которое будет отвечать природе человека: оно будет углублять его знания и его чувства, помогать, а не иссушать жизнь эмоций. Это, во всяком случае, одно из коренных стратегических требований к новому образованию, и на него, видимо, со временем будет опираться вся образовательная реформа.

«Непонятно, с ростом нервных перегрузок, урбанизации и т. д. чувства стали глубже или примитивнее? Неужели любовь «среднего человека» средних веков была сильней, чем у нашего современника?» (Московский институт электронной техники, Зеленоград, октябрь, 1980.)

Пока шла речь только про обедняющие перемены в нынешней психологии. Но в ней есть и обогащающие перемены — их рождает социальный, научно-технический и культурный прогресс. Прогресс делается сейчас все сложнее, он как бы пропитывает соками сложности все больше клеток социального организма, все больше нитей обыденной жизни.

Эти стратегические перемены исподволь, из глубины повышают требования к человеку, к его уму, нравственности, психологии. Человеческая психология медленно перестраивается во всех своих звеньях, от вершин до подножия, и вся ее ткань начинает делаться другой.

Углубляет человека и известная всем сильная сторона НТР — рост образования, культуры, творческих слоев в поисковых видах труда. Так же действует и ощущение ценности своего «я», которое нарастает в людях (впрочем, нередко до чрезмерности), и тяга к самовыявлению, саморазвитию.

Все эти пружины будней утончают и углубляют в человеке личность, у многих людей нарастает своеобразие в сознании и подсознании, в чувствах и интересах, в привычках и в поведении. Идет, говоря языком психологии, не только обезличивание, но и индивидуализация человека, появляется все больше людей-личностей, людей с усложненной и обогащенной психологией.

Впрочем, и сама личность у многих, видимо, меняется — делается более рассудочной, рациональной, менее сердечной, эмоциональной. Возникают как бы «полу-личности» — люди, у которых развит ум, но приглушены, обезличены чувства.

Борьба личностного и обезличенного пронизывает всего нынешнего человека: возможно, это главная борьба, которая идет в его психике. Все сильнее делается потребность человека развивать свое «я», но сильнее делаются и глушители личности.

В современном человеке как бы нарастают оба эти полюса: быстро идет не только его индивидуализация, но и стандартизация многих слоев души. Развитие человека драматизируется, поляризуется — и это, возможно, общий закон XX века, закон обострения полюсов. Во многих зонах жизни видна эта поляризация, по многим линиям драматизируется — то есть революционизируется — мировое развитие.

Эти двоякие перемены в человеческой психологии рождают и двоякие перемены в мире человеческих чувств. Любовь тоже как бы поляризуется, и перемены в ней, говоря упрощенно, идут по двум руслам.

У одних людей она внутренне обогащается и усложняется, становится объемнее и полнокровнее (об этом — чуть позже). У других — это больше бросается в глаза, потому что лежит на поверхности, — она делается малокровнее, любовные отношения беднеют, упрощаются.

«Я думаю, любовь сейчас немного израсходовала себя. Вы правильно отметили о скоростях нашего века. Мне надо успеть сходить с девчонкой в кино или в театр, отдохнуть после этого, побыть с ней в постели и не опоздать из увольнения. А если в институте я буду вздыхать о ней подобно средневековому рыцарю, то вылечу в первом же семестре.

Далее. Когда-то был не матриархат, а то, что до него, когда любовь = секс. Постепенно, с развитием человека, развивался его ум, обогащались его чувства, ну а секс, несмотря на получаемое от него удовольствие, он выглядит довольно грубо. Поэтому возникла необходимость украсить половой акт, появилась любовь, которую возвели в культ. В общем, писать можно много, но у меня нет времени, надо учить китайский.

Короче, я против вздохов, тем более, что большинство понимает: любовь = секс. (Курсант военного училища, Ленинград, 1976.)

Так, как этот курсант, думают, наверно, многие. Такие люди обычно довольствуются более простыми и менее глубокими чувствами, они заменяют любовь влюбленностью, симпатией, влечением, просто сексом. Как влияет это на их психологию?

Когда у человека больше действуют не очень глубокие струны души, они от этого разрастаются, занимают в душе все больше места. Более глубокие струны оттесняются, слабеют, и их место в душе захватывают эти более простые струны.

Чем больше мы испытываем какие-то чувства, тем больше они лепят душу по своему образу и подобию; это, видимо, простейший закон психологии. По такой схеме, но, конечно, сложнее, без этой гравюрной резкости, и идет у людей обеднение чувств, душ, отношений.

«А как меняются чувства людей, у которых берет верх душевное обогащение?» (Центральный клуб МВД, январь, 1986.)

Здесь очень много неясностей и загадок, и понять их, увы, опять-таки мало помогает нынешняя наука: психологи почти не изучают любовные чувства, а остальным семьеведам это просто не под силу, так как им мешает непсихологический подход. Поэтому (повторюсь) ключи к сегодняшним чувствам приходится искать и в прямом изучении жизни, и в тех психологических открытиях, которые делает искусство.

В свое время Бальзак задался вопросом, кто больше дает человечеству — Прометей или Фауст. Прометей — это деятель, строитель, открыватель огня, то есть наука и техника; Фауст — созерцатель, мыслитель, искатель счастья и смысла жизни, то есть искусство, мораль, философия.

Наш технический век уверен, что главная из этих фигур — Прометей: это он кормит и поит человечество, он дает ему почти волшебные житейские блага. А Фауст — только дополнение к нему, необязательное третье блюдо, и без него вполне можно прожить…

Такой взгляд, наверно, естествен для человека материальных запросов, технократических ценностей. Но на нынешнем сломе времен рождается человек духовно-материальный, и он понимает, что Прометей и Фауст — как бы два крыла самолета, и без любого из них не взлететь. Каждый из них дает человечеству то, чего не может дать другой, и оба нужны ему одинаково (хотя Фауст, мудрец и мыслитель, все-таки, пожалуй, больше).

Искусство, видимо, больше дает духовной культуре человечества, а наука —, материальной культуре. Искусство — главный, пожалуй, открыватель наших внутренних материков, и его открытия важны для человека не меньше, чем открытия науки. Сегодняшняя наука больше дает нам знания о внешнем мире, а искусство больше открывает человеку его самого. Оно все глубже проникает в тайны его душевного мира, в загадки человеческих отношений, и где нет таких открытий, нет и искусства, есть только подделывание под искусство.