– Я наслышана.

– Но не все так просто. Идем, – резко встала Зоя Федоровна и направилась по коридору в одну из закрытых комнат, прихрамывая и все так же сильно сгибаясь в пояснице.

Настю, прошедшую за ней, поразило обилие на первый взгляд ненужных вещей, при втором рассмотрении становилось понятно, что все вещи в комнате были очень дорогими, антикварными. Зоя Федоровна указала рукой на стену, где на стенках висели десятки каких-то дипломов, сертификатов, патентов и свидетельств на различных языках по стеклами в золоченых рамочках. На прибитых к стенам полочках стояли кубки, статуэтки, многие из которых были в форме мозгов. Особенно Анастасии понравились маленькие мозги на подставочке, которые Зоя Федоровна приспособила под игольницу, это впечатляло, такие колючие мозги или «мозги-еж». Тут же под стеклом лежал ряд медалей разных размеров и цветов.

– Ух, ты! – не удержалась Настя.

– Да… Это его почетная доска, он их хранил, и я теперь храню… Мало кто знает, что в этой жизни Наума интересовала только работа и вот эти награды, – сказала Зоя Федоровна, с долей презрения смотря на эти статуэтки и сертификаты. Настя сразу почувствовала, что она говорит о своем, о наболевшем.

– Это нормально, когда человек любит свою работу и получает за нее материальное вознаграждение, а уж если еще и почет… – осторожно высказала она свое мнение.

– Ты не понимаешь, его вообще больше ничего не интересовало, и люди в том числе. Для него все его пациенты были всего лишь рабочим материалом, на котором он мог оттачивать свое мастерство. Он не интересовался ни их судьбами, ни тем, как они жили дальше, не подпускал к себе никого близко. А вот результат операции его очень интересовал. Мой муж мог часами говорить только о своих наградах и успехах, но именно не с той позиции, что люди остались живы, а только лишь от того, что он – молодец, его отметили и похвалили. Мне иногда казалось, что Наум только и работал ради этого триумфа, ради ощущения собственной значимости. Все ради себя…

– Но жизни-то спасал, – отметила Настя, не ожидавшая, что вдова поведает ей жизненные позиции своего покойного мужа вот с такой позиции.

– Ждал потом обязательно наград и дифирамбов со всех сторон, – ответила Зоя Федоровна и махнула рукой. – Что, впечатлили награды? А теперь идем назад, на кухню, я от расстройства налью по второй…

Настя вернулась за стол в некотором растерянном состоянии, как-то не ожидала она услышать такое из уст вдовы.

– Не думай, не вру. Не знаю, как подвести к тому, что мы сделали с Петром, то есть к тому, ради чего ты и пришла. В общем, Наум был образчиком эгоизма и цинизма. Его не интересовал никто и ничто, кроме себя. Он и со мной жил по этому же принципу. Я была каким-то бесплатным приложением к его регалиям. Должна была четко записывать все звонки, отслеживать, на какие встречи его приглашают, выбирать из них нужные… Такой секретарь, а сейчас бы сказали «пиар-менеджер», занимающаяся раскруткой своего мужа-гения. А ты уже поняла, что с чутьем и психоанализом у меня все в порядке, и я всегда следовала им по продвижению Наума Борисовича к славе, он это тоже чувствовал и понимал. У меня это получилось! Уж чего-чего, а славы, в том числе и международной, ему хватило. И я была нужна этому человеку только для этого… Мы прожили вместе почти сорок лет. Он женился поздно, когда ему понадобился такой человек, как я, рядом. Наум был абсолютно бесчувственным и не эмоциональным. Докажу простым примером. На начале нашей семейной жизни лет через пять я забеспокоилась, что не беременею, обратилась к нему, все-таки муж – известный врач, у него много связей среди других специалистов, в том числе и среди гинекологов. Складывалось впечатление, что Науму Борисовичу было абсолютно все равно, он даже не замечал, что у нас нет детей, и если бы я сама не пошла к специалистам, он никогда бы не обратил на это внимания. Вот так вот профессор чутко относился к окружающим его людям. Мне иногда даже казалось, что он и рад, что у нас такая маленькая семья – всего двое. Я-то иногда раздражала его, а уж о том, чтобы приглашать в дом каких-то других людей – родственников и так не многочисленных друзей… не могло быть и речи. Наум Борисович с удовольствием выходил в общество только под свет софитов, где ему вручали очередной орден или благодарственное письмо от важной «шишки», а все вокруг ему рукоплескали. Вот это и были те самые минуты, когда Наум Борисович был по-настоящему счастлив, ради этого он и оперировал, а не ради людей, людишек, как иногда он презрительно выражался, когда его никто не слышал. Человеческие мозги для него представляли всего лишь прибор, механизм, который он знал лучше других, и этим кичился. Его заинтересовать могли только необычные, сложные случаи, а в идеале он хотел бы создать высший разум и получить Нобелевскую премию.

– Наполеоновские планы, – вставила пару слов Анастасия.

– Ты не представляешь какие! Наум считал себя приближенным к этому сверхразуму, раз он так спокойно мог ковыряться в мозгах других людей.

– А что насчет ваших совместных детей? – спросила Настя, поняв, что упустила что-то, что является важным для ее собеседницы.

– Дети? Он не помог мне, правда, и не препятствовал в моем стремлении их заиметь. Я обследовалась, лечилась, Наум был недоволен только в том случае, если я ложилась в больницу и подолгу не могла выполнять свои функции секретаря, возводящего его особу в ранг Бога. А так я осталась бесплодной, я очень долго переживала по этому поводу, а затем смирилась. Я – не единственная женщина в этом мире, которая не стала матерью. Обидно, конечно, но что делать? – Щелкнула кнопкой электрического чайника Зоя Федоровна. – Смотрю, не ешь ничего, сейчас чай заварю. – Я, если чай в конце любой еды не попью, так словно и не закончила есть, словно «точка» не поставлена.

– Мне, если можно, кофе, – попросила Настя.

– Конечно, деточка, можно, все можно…

– Да, удивили вы меня, Зоя Федоровна, честно признаюсь. Хотя, что там говорить, не все же гениальные люди были белыми и пушистыми…

– Гений и злодейство где-то рядом, – согласилась Зоя Федоровна.

– Странно, что такой черствый человек вообще взял себе ученика. Как же он мог передавать кому-то свой опыт и умение? – удивилась Настя.

– Вот! Вот мы и подошли к самому главному! – полезла в шкафчик над рабочим кухонным столом Зоя Федоровна. – Конечно, такие люди не собирались отдавать свое умение, свои почести другим людям. Его лекции в мединститутах – ничто без практики и нюансов, которыми Наум ни с кем не делился. Сыграл злую роль своего рода случай.

Наум Борисович простудился и получил воспаление легких, попал в больницу и на обследование. Так как по врачам он никогда не ходил, вел здоровый образ жизни и генетически здоровье было крепким, то доктора очень обрадовались, что наконец-то заполучили этого гениального нейрохирурга в свои цепкие объятия. Пока он был не в состоянии активно сопротивляться, они занялись его полным обследованием. Тут-то и обнаружилась опухоль у него в мозгу. Такой вот поворот судьбы… То, от чего он всю жизнь излечивал других людей, – Зоя Федоровна прервалась на минутку в своем повествовании и налила в чашки себе чай с двумя ложками сахара, а Насте налила крепкий кофе без сахара.