Настя еще раз отметила ее проницательность. Понятно, что, занимаясь всю жизнь балетом, она по возможности от сахара отказывалась в пользу хоть одной конфетки в день, и чай, и кофе пила без сахара. Но Зоя Федоровна поняла все это, даже не спросив.

– А положите-ка мне одну ложечку, – попросила Настя и, наткнувшись на вопросительный взгляд Зои Федоровны, пояснила, – начинаю привыкать к человеческой жизни, уйдя из балета.

Зоя Федоровна улыбнулась и выполнила ее просьбу.

– Слава богу, что Наума пронесло тогда… По случайности перепутали снимки, потом все выяснили и извинились. Никакой опухоли мозга у него не было. Но этого неприятного инцидента для Наума Борисовича вполне хватило для того, чтобы он задумался о себе, о любимом. Я уже говорила, что это был эгоист, возведенный в квадрат! Пока он ковырялся в чужих мозгах, он не задумывался о тех, кому эти мозги принадлежат. А тут дело коснулось его самого, его величество. Наум Борисович впал в шоковое состояние, тогда он все время говорил мне: «Мы, оказывается, все под Богом ходим, сейчас пронесло… А вдруг у меня действительно будет опухоль мозга? Что я тогда буду делать?» – «Ты думаешь исключительно о себе», – сказала ему тогда я. «А что мне, о тебе, что ли, думать?! – ответил он очень раздраженно, испепеляя меня неприязненным взглядом. – Если что с тобой случится, я тебя прооперирую». Спасибо, хоть не добавив: «Так и быть». – «А вот что будет со мной?! Кто поможет мне?! Я из всего своего окружения не доверился бы никому! Вот ведь где ужас! Гений останется без помощи! Я погибну на глазах у всего мира!» И вот с этого момента Наум Борисович как с ума сошел. Знаешь, как после стресса, когда чего-то сильно испугаешься, потом долго не можешь прийти в себя? Ему стало все время казаться, что у него обязательно что-то должно случиться с головой, и никто ему не сможет помочь. Он просто запрограммировал себя на это. Тогда-то он и задумал взять себе ученика, которому смог бы доверить свою персону. Да, он не думал о том, чтобы передать опыт для того, чтобы и дальше, после его смерти, кто-то смог бы спасать жизни людям. Он взял ученика только для того, чтобы, если что, спасти свою шкуру. И уж будь уверена, к выбору этого особенного ученика он подходил с особой ответственностью, ведь от этого зависела его собственная жизнь. И он вычленил этого талантливого, молодого врача и сделал из него то, что сам хотел. Ведь мало того, что Наум Борисович был талантливейшим хирургом, но он смог бы быть и прекрасным педагогом, просто он этого не хотел… В нем не было одного – души! Вроде, казалось бы, можно быть прекрасным специалистом и без нее, но время показало, что нельзя… Неправильно это. Бог дал человеку душу, а вместе с ней способность любить, сострадать, сопереживать… А ведь ничего этого у моего мужа не было. А Петя… Петя попал, как сказала бы молодежь. Больше скажу, Наум Борисович был очень разочарован от осознания того, что он, оказывается, не незаменим. Петр повторил все то, что знал и умел он, он оказался настолько талантливым, что сам Наум Борисович этого не ожидал. Я серьезно сейчас говорю, Петру запросто могли принадлежать все эти награды, что ты видела. Но у Петра было то, чего не было у моего мужа, – душа и полное отсутствие тщеславия. Вот это был бы тот доктор, который болел душой за каждого своего пациента. Он очень добрый и…

– Замолчите, ради бога! Я так его люблю, что сейчас с ума сойду! Я больше не в состоянии не быть с ним. Его глаза из памяти не идут, а вы мне еще душу травите о его человеческих качествах! А какой он хирург, я на себе испытала. Его бы мне раньше встретить на жизненном пути, как я бы еще танцевала! – горячо проговорила Настя.

– Так в чем же дело, детка?! Дверь открыта! Бегите к нему и слейтесь в поцелуе! – подбодрила Настю Зоя Федоровна. – Я вас понимаю, а свою историю я доскажу в следующий раз.

– Тогда мне придется сменить пол и совершить какое-нибудь правонарушение, чтобы встретиться с Петром, он в тюрьме, – вздохнула Настя.

– Этого не может быть! Что с ним. Где он?! А я не пойму, звоню Пете много раз и никак дозвониться не могу! – Лицо Зои Федоровны выразило полное недоумение.

Анастасия залпом выпила горячий кофе и так же залпом рассказала Зое Федоровне обо всем, что привело ее к ней и об операции, приведшей Петра в следственный изолятор.

– Сиди здесь, – сказала Зоя Федоровна и быстро удалилась из кухни.

Когда она вернулась, от Зои Федоровны подозрительно пахло какими-то лекарствами типа валерианки, корвалола или чего-то подобного.

– Вам плохо? – участливо поинтересовалась Анастасия.

– Я приняла меры предосторожности от моего вечно пошаливающего сердца. Бедный Петр, я никак не могу поверить…

– Так что с операцией вашего мужа? – напомнила ей Настя.

– Ладно, сейчас доскажу… Наум Борисович с такой маниакальностью готовил своего ученика, что все пришли в ужас, когда у него действительно обнаружили опухоль мозга. Все, кроме него, он словно запрограммировал себя на это… я уже говорила это. Знаешь, как говорят, что «плохие мысли материализуются»? Он накаркал себе судьбу, болезнь и кончину. Он всегда был повернут на мозгах, считая, что человек – это и есть мозг и только он один. А себя Наум Борисович относил к высшей расе людей из будущего, которые как никто другие научились настраивать совершенный инструмент – мозг. А на операцию он шел очень спокойно, что еще раз говорило о том, что он был уверен в профессионализме. – Зоя Федоровна перевела дух и подошла к самой трагичной части своего повествования. – Конечно, я не знаю всех тонкостей, но эта операция была очень сложной и оставалась большая вероятность того, что мой муж больше никогда не только оперировать, но вообще останется полноценным человеком. Со стопроцентной уверенностью сказать не могу, но уверена, что Петр не стал бороться за его жизнь, когда понял, что Наум после операции останется «овощем». Наверняка сам профессор и взял с него клятву сделать это, если Петр увидит, что повреждение очень сильно. Для него стать слабоумным было намного страшнее, чем умереть. И это могли знать только люди, которые знали Наума Борисовича лично. Думаю, что причина в этом… его можно было бы спасти, но только для переваривания пищи, а этого для человека первоначально с таким интеллектом было очень мало. Я не могу утверждать все это на сто процентов, я так думаю… А также я знаю Петра, он не сделал бы ничего плохого никому и никогда, и если та операция прошла именно так, как прошла, то, значит, так надо было. И еще я знаю, что он никогда не скажет об этом, даже если ему будет грозить тюрьма, если он дал слово Науму Борисовичу.

– А ваш муж что думал? Он же понимал, что если все так будет, то Петра лишат права заниматься медицинской практикой?! – воскликнула Настя.

– Ты удивляешь меня! Мне начать все сначала? Ты не поняла, что это был за человек? Когда он думал о других? Стал бы он думать о том, что будет с этим молодым и талантливым парнем? Я тебя умоляю! – ответила ей Зоя Федоровна и задумалась. – Я поняла, что тебя привело ко мне… но, видишь, я тоже не смогу пролить свет на то прошлое дело. Рассказала, что знала.

– Я все равно рада, что познакомилась с вами, – ответила Настя, – чем я могу вам помочь? Что-то сделать?