- Смотри, сколько всего у меня есть, - явно гордясь собой, произнесла она. - После твоего заточения он тебе ведь стали не нужны, ведь так? И я забрала их себе. Но видишь ли, в чем дело, мой дорогой друг: я, хоть и живая, но все же кукла. Вещь. И злые языки утверждают, что души у меня нет. Все эти вещицы хороши, и в руках опытного мага они могли бы сотворить много чудес, но не в моих. Сама я не смогу вставит себе сердце, сама не смогу завести его. Так что это должен будешь сделать ты. А я в награду, так и быть, освобожу тебя.

Красная Маска согласно кивнул, и Жюли музыкально рассмеялась, грозя ему тонким пальчиком.

- Не так скоро, милый, - произнесла она. - Ах, как ты воспрял духом! Сначала я попробую решить проблему сама. Может, прибегну к помощи Софи. И если не получится… тогда я выпущу тебя. Что? Ты думаешь, что Софи мне не удастся уломать? - она снова рассмеялась. - Ты просто недооцениваешь женское коварство. Что? Откажется потрошить Тристана? Милый, да она влюблена в него, как кошка. Если она застанет нас вместе, она всадит ему нож в бок не раздумывая! А там уж мое дело, как я уговорю ее провернуть эту операцию. Она же любит куколок? Своих фарфоровых болванчиков? Так я скажу ей о том, как страдала  всю жизнь. Скажу, что стыжусь себя, своего прошлого. Скажу, что созданная легкомысленной и глупой танцовщицей, я вынуждена была терпеть все эти мужские похотливые взгляды на своем полуголом  теле! Но я их не желала. Никогда не желала! А потому хочу начать новую жизнь. И она поверит мне. Я же хорошая актриса! Я могу плакать и ползать на коленях. Я могу умолять. И она не откажет мне.

Жюли вдруг оскалилась, зло, одержимо. Глаза ее вспыхнули фанатичным светом.

- Или откажет, - произнесла она. - И тогда я выпущу тебя. Подготовься к этому знаменательному событию, милый! Но не надейся, что тебе удастся добраться до меня. Это колечко  подчиняет себе демонов. И если я умру, они  по моему приказу утащат тебя в зазеркалье навсегда. Видишь, как  я хорошо подготовилась и все продумала? Так что и ты все обдумай. Скажи, что тебе необходимо для операции, я все достану. Ну, разве что кусочка души не проси - я не умею их вырезать.

Она усмехнулась и взяла со стола черные ножницы, несколько раз щелкнула ими.

- Я могу этими ножницами резать всего-навсего ткань, - произнесла она. - А вы, люди, режете души. Всего-то напоив жертву волшебным чаем, вы режете ее душу так же легко, как тюль.

Густав навострил уши.

«Ага, - подумал бравый оборотень. - Вот хорошо было бы это колечко у нее забрать. Тогда она ни в жизнь этого носатого не выпустит! И если я попроворнее обернусь и предупрежу всех, то у нее и вовсе ничего не получится. Ни Софи ей не поверит, ни носатый ей не поможет!»

И еще одна вещица заинтересовала Густава.

Среди прочих  магических вещиц на столике лежал медальон на длинной крепкой цепочке, старинный и неброский, словно крохотная ладанка. Но Густав по запаху и по мерцанию крохотного  камешка на потемневшей от времени крышечке понял, что это такое на самом деле.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Оборотнический амулет, который и из обычного человека сделают огромного волчару по его желанию.

Вещицы такие были не только огромной редкостью, но и стоили баснословных денег. Маги стремились их заполучить и всегда носить при себе - мало ли что могло произойти, мало ли, кем окажется враг?

«Ах, вот если б мне его заполучить, - подумал Густав, даже забыв дышать. - Я б тогда не мелкой тварью бегал, а огромным и могучим оборотнем! Держал бы в страхе всех, кто крадется в тумане! Как бы стащить его?»

Ради своей мечты Густав готов был тотчас выскочить из клетки, ухватить вожделенные сокровища и бежать, но две проблемы останавливали его.

Во-первых, сама клетка. Густав с рычанием грыз золотые прутья своими мелкими зубками и злобно таращил глаза, но металл не поддавался. Возможно, будь у устава больше времени и ненужных зубов, он и смог бы перегрызть пару прутьев. Но времени у него не было.

А во-вторых, заметив, что собачка, освободившись от клетки, превратилась в нескладного юношу-служку из гостиницы Софи, Жюли могла бы мгновенно призвать демонов кольцом, и они просто растерзали б его.

«Вот незадача-то!» - страдал Густав.

На обед он получил сырое мясо, нарезанное мелкими кусочками, и вынужден был его съесть, потому что был зверски голоден, а ничего другого ему предлагать не собирались.

«Ты будишь во мне зверя! - думал он, с ворчанием вгрызаясь меленькими зубками  в филе индюшки. - Но я тебе припомню этот обед! Только подкреплюсь как следует, наберусь сил, и ты у меня попляшешь! Надо только придумать, как отсюда выбраться…»

Пока он ел, Жюли завесила зеркало тканью и требовательно позвонила в хорошенький серебряный колокольчик. Это, разумеется, тоже был не простой колокольчик. Его звон был отвратителен, как громыхание камня в старой мятой кружке. И тот, кто отзывался на его звон, тоже был противен. Вмиг комната наполнилась дымом и тьмой, и Густав чуть не подавился, глядя, как из мрака материализовывается демон, чье лицо было темнее космической глубины.

- Я могла бы призвать тебя кольцом, Стир, - сказала Жюли, не без удовольствия глядя в ненавидящие глаза чудовища, - но подумала, что лишний раз  напоминать тебе о твоем рабстве не стоит.

- Звон этого колокольчика напоминает мне о рабстве еще вернее, - ответил демон. - И рабство это мучительное и постыдное.

- Ой, да брось, - ответила Жюли игриво. - Подумаешь, на всю преисподнюю прогремело мое имя! Кого там удивишь странными именами?

Она смотрела в лицо демона и смеялась. Ей нравилась его злость, его стыд. Его трепещущие ноздри, скрежещущие в ярости зубы говорили о том, что он очень хочет свернуть ее хорошенькую фарфорово-белую шейку, но не может. И это бессилие приводит его в бешенство.

- На всю преисподнюю прозвенело, что я слуга вещи! Подчиняться приказам куклы, - с ненавистью выдохнул он. - Это все равно, что преданно служить табуретке и почтительно целовать ее ножки. А она - она просто табуретка, и ничего иного, кроме задниц, в своей жизни не видела.

Лицо Жюли тотчас стало злобным.

- Не забывай, с кем разговариваешь! - выкрикнула она, и демон почтительно поклонился, смиренно опустив взгляд.

- Слушаюсь, госпожа!