– Давай-ка по кваску опрокинем, – и добавил, указав на близнецов: – Эти с тобой?

– Ученики, – подтвердил Арсентий. – Пускай послушают, мы вместе с ними пойдем.

В прохладном полумраке мастерской Замятя указал на грубо сколоченный стол с двумя лавками рядом. Сам же залез в большой лабаз, достал глиняный кувшин, разлил по чашкам пахнувший травами напиток. Уселся на чурбан во главе стола и задумчиво потеребил бороду. Арсентий его не торопил, ждал, пока хозяин соберется с мыслями.

– Значит, говоришь, Константин не справился с упырем, а ты смог? – Старшина посмотрел на послушника иначе, чем до того. – Как так? Он же вон какой здоровый был?

– В нашем деле размер не главное, – пожал плечами Арсентий и напомнил: – Ты про свою неприятность хотел рассказать.

– В общем, сестра у меня есть младшая, – решился Замятя. – Семь лет назад постриг приняла, в монастырь ушла. Недалеко отсюда, если по реке вверх плыть. Воскресенский называется.

– Постриг – доброе дело, – склонил голову послушник.

– Да где же доброе! – махнул огромной ладонью старшина. – Здоровая баба была, ей бы еще детей рожать. У нее муж с сыном погибли, она и решила, что бог ее наказал за грехи, да и ушла из мира. Ну да ладно, не о том разговор. В общем, я хоть и не принял ее решение, но все-таки поддерживал ее и порой навещал. Последний раз две седмицы назад был.

– И, я так понимаю, в последний раз что-то случилось? – заинтересованно заблестели серые глаза Арсентия.

– Да, я приехал, а она выходить отказалась. Я еще подумал тогда, что вроде ничем не обидел. До самого вечера ждал, не уплывал. Она потом все-таки пришла, но уже когда солнце садилось. Или даже село уже? Не помню. Да не суть. Бледная была, как мука. Подошла, обняла меня и говорит так грустно: «Уезжай сейчас же, Замятя. И никогда больше не возвращайся. Если жизнь тебе мила». Развернулась и ушла – я даже гостинцы отдать не успел.

– А больше ничего там странного не заметил?

– Вот! – щелкнул пальцами Замятя. – В том-то и дело. Я сперва решил, что до утра подожду, а там еще раз попробую с ней поговорить. А как взглянул на купол храма – а там креста-то и нет. Всегда был, я помню, не раз же приезжал. А сейчас нет. И тут я еще одно сообразил…

– Что?

– Я же там почитай полдня провел. И за это время ни разу колокола не звонили. Не бывает же такого, да? В монастыре обязательно колокола звонить должны. – Старшина посмотрел в глаза послушнику и добавил: – И вот тут такой страх меня взял, что не помню, как до пристани добежал и как парус на лодке поднял. А там и стемнело окончательно. Я в другой раз ни за что не решился бы ночью по воде идти – река у нас капризная, мелей да камней хватает. Но тут несся домой, не оглядываясь. Казалось, обернусь, и всё, нечистый догонит и заберет.

– Понятно, – еще сильнее нахмурился Арсентий. – А дальше что?

– А что дальше… Вернулся домой да настоятелю вашему письмо и отписал тут же. Вы же, богоявленские, по этим делам умельцы, сможете разобраться, что за напасть там стряслась. Я и сам хотел к вам в монастырь поехать, да у нас тут… Не вышло, в общем. Очень прошу тебя, – он посмотрел на близнецов, – прошу вас туда сходить, выяснить. Я же сестренку с детства воспитывал, как родители померли. Это сейчас она сестра Анна, а для меня навсегда Веской-егозой останется.

– Добро. – Послушник поднялся с лавки. – До монастыря по земле добраться можно?

– Можно, да крюк большой сделать придется, река загибается. По воде лучше. Лодку я дам.

– Ага. Накормишь нас на дорожку? А то мы уже несколько дней на походной пище, от домашнего не отказались бы.

– Про то мог и не спрашивать. И с собой дам все, что попросишь. Только выясни, что там, очень прошу. И это… что с меня взамен попросишь?

– Ничего не попрошу, знамо дело! – покачал головой Арсентий. – Лучше церкви денег пожертвуй. Хотя, знаешь…

– Что?

– Я, конечно, пока ни в чем не уверен. Но есть подозрение, что нам в монастыре серебро пригодится. Две гривны на время сможешь одолжить?

– Хммм. Серебряные гривны – вещь недешевая, – задумался старшина.

– Знаю, что недешевая. А нам, как ты понимаешь, и вовсе недоступная.

– Ладно, найдем. – Замятя так хлопнул по столу ладонями, что тот аж чуть подскочил. – Сестра мне дороже любых денег.

* * *

– Значит так, туесы. – Сидевший на корме Арсентий очень серьезно посмотрел на близнецов, ворочавших веслами на средней скамье лодки. – Мы пока не знаем, что нас там ждет, но вряд ли что-то милое и доброе. Поэтому очень прошу – без баловства и глупостей. И не забывайте, что монастырь этот женский.

– А мы и не забывали, – хохотнул Гриня и толкнул локтем брата.

– Вот про это я и говорю, – строго посмотрел на него Арсентий. – Ох и устал я от вас. Все, вернемся домой, пойду к настоятелю, скажу, что больше не буду у вас наставником. Пускай кто-нибудь другой мучается.

– Ну, дядька Арсентий, ну ты чего? – протянул Федька, но не очень настойчиво. С той поры, когда настоятель поручил братьев послушнику, тот повторил обещание отказаться от них уже не один десяток раз. Это давно стало привычкой для всех троих – близнецы куролесили, Арсентий выручал их из очередной беды, говорил, что больше с ними не свяжется, но потом опять брал с собой в очередное путешествие. И они опять куролесили, а он опять сердился…

Но было то, чего не знали ни Гриня, ни Федька. Да и сам Арсентий вряд ли признался бы себе, что сердится на близнецов в первую очередь от того, что очень боится за них. Боится, что его жизнь в любой миг могут оборвать клыки или когти – у обитателей Богоявленского монастыря не принято что-либо загадывать на следующий день, потому как этого дня уже может и не быть. А они отправятся без него бороться с нечистью и не справятся…

– Подплываем. – Послушник указал на берег чуть впереди, на котором виднелись бревенчатые стены монастыря. – Влево забирайте потихоньку.

Когда они пристали к небольшому деревянному причалу, солнце уже начало скатываться к горизонту. Арсентий первым перепрыгнул на доски пристани, перехватил носовую веревку и примотал к невысокому столбику. Потом указал на мешки со снаряжением.

– Вещи берите, а сулицы оставьте. Если спросят, мы простые богомольцы. Да, – он порылся в сумке на поясе, достал оттуда две одинаковые гривны, скрученные из серебряной проволоки. Их перед отъездом вручил послушнику Замятя, настоявший, что возвращать не надо, это подарок от чистого сердца. Протянул гривны ученикам: – Не снимать ни при каком раскладе. Если все, как мне думается…

– А как тебе думается? – загорелись глаза у Грини.

– Там разберемся, – отмахнулся послушник, проверяя, на месте ли его гривна. – Ладно, пойдем, помолясь. И храни нас Матерь Божья.

Они поднялись на кручу по дорожке, по которой, очевидно, раньше хаживало немало народу. Но в последнее время ею явно почти не пользовались, и густая трава успела вырасти почти до колена. Подошли к потемневшим от времени воротам с небольшой калиткой в центре и маленьким смотровым окошком, закрытым ставенком. Пока никаких признаков жизни не было видно или слышно, только стая крупных ворон с громким карканьем кружила над стеной.