— Некуда тянуть, Ренат. Я стар, ты не молод. А я хочу успеть увидеть внуков, так что — никаких поблажек. Если не заведешь детей, останешься один и все это, что нажито таким тяжелым трудом — останется кому-то с улицы.

— Я оставлю все жене, — ляпнул, не подумав.

— Это я старый, помирать собираюсь, а тебе еще детей на ноги поднять. Жену я тебе выбрал самую лучшую, способную к чувствам и заботе, так ты шанс не проиграй. И не мели чепухи, внучок, будто на тот свет собрался вперед меня. Тебе еще жить и жить…

Я промолчал, только губы поджал, чтобы не сорваться на мат. Деду точно не нужно знать о моей болезни, ведь я согласился на его аферу только потому, что узнал о диагнозе. Тогда и от лечения, и от дополнительного обследования отказался. Попросту руки сложил и приготовился уходить вслед за покойной женой. А теперь не хочу.

Сейчас все изменилось, я почувствовал сильную тягу к жизни, вопреки всему, что себе обещал и чего боялся. И я не могу отмахнуться — старик подтолкнул меня к Брагиной, это он приоткрыл мне глаза. Как он понял, что мы подходим друг другу — не понимаю, об этом я с ним лично поговорю, по телефону такое не спросишь.

Но все эти чувства, что кипели, разгорались в моем сердце, погружали меня в пучину под названием Страх. Я копаю Есении яму, глубиной в бесконечное несчастье, потому что знаю, как это терять родного человека. И то, как она прижималась, тянулась ко мне после смерти Андрэ, как отдавалась в ложе — красноречиво говорит о том, что я ей близок. И дальше будет только хуже.

— Если бы я не подтолкнул, — ворчал дед, — ты бы так никогда и не решился.

— Ты прав. Я бы не женился снова.

— Ну я же говорю! Упертый баран!

— Потому что потерял ту, которую любил больше жизни! — я перебил его тираду, заставив замолчать. — Если ты этого не понимаешь, я не знаю, что еще сказать.

— Понимаю. Очень понимаю. Та-а-ак, меня зовут, — быстро протараторил дедушка.

— Господин Волгин, — послышался еще один голос в трубке. Женский и отдаленный. — Ждем вас. Вы готовы?

— Да, — ответил дед и обратился ко мне снова: — Ренат, послушай внимательно. Я знаю, что поступил с тобой строго, понимаю, что вынудил тебя жениться, пригрозив, что лишу наследства, но ты еще скажешь мне спасибо.

— Спасибо, — что мне еще оставалось ответить? Я, правда, был рад, что Есения разбудила во мне что-то новое, яркое и теплое. И в глубине души был благодарен, что дед вмешался. Пусть это последние два-три года счастливой жизни, но я хочу их прочувствовать, хочу…

Договорив с дедом, я еще с час занимался старой конюшней, убирал мусор, подкрашивал деревянные стойки, ремонтировал старую загородку, в конце, изрядно утомившись и проголодавшись, убрал листья на плацу. Именно здесь я впервые заездил Вороного. Он для меня был первенцем во всех смыслах — не только рожденный от нашей лошади жеребец, но и первый ездовой конь в нашей коллекции с Валери. Но жена его боялась, как огня, и, как оказалось, боялась не зря…

Эту конюшню по-хорошему бы развалить, но дорога была, как память. Здесь столько прошло прекрасных моментов с Валери. Но сейчас, вспоминая будни и трудности, которые мы пережили, я понимал, что связывали нас не только чувства, а общее дело. Мы оба очень хотели развить конеферму, купить новый дом, выстроить его, как нам захочется, обязательно с бассейном, обязательно с двумя конюшнями, чтобы поместились все наши лошадки, и купить новых. А еще мы мечтали поля, которыми владел дед, засадить лавандой, но не успели…

Простые мечты, простой семьи, и все так быстро закончилось, стоило в нашей жизни появиться этим проклятущим деньгам.

Я сел в джип и по грунтовой дороге покатил к дому, разгоняя пылью из-под высоких колес осенние листья на обочине. Уже далеко заполдень, Есения тревожится будет, я ведь не сообщил ей, куда еду, хотел дать жене поспать в тишине. Она очень вымоталась за последние дни, вчера и не заметила, как я ее раздевал, только прижималась и не отпускала. Так хотел повезти ее к деду сегодня, познакомить их, но… Вечно у него свои дела, но я даже рад, что старик с его больным сердцем все еще способен развлекаться.

Около ворот, где расположился домик охраны, я встретил личного юриста и очень удивился его приезду.

— Павел, я тебя сегодня не ждал, — протянул ему руку, снял шляпу и бросил ее на капот.

— Я лишь поздороваться заехал, — улыбчиво пояснил парень. Молодой, но очень дорогой специалист, которого посоветовала моя бывшая мачеха. Мне, человеку приспособленному только к земле и тяжелому труду, управлять миллионами оказалось сложновато, потому я нанял помощника.

После смерти жены мне вообще было все равно, пусть все хоть мхом порасти, но земли не мои — деда, а он сильно болел последние несколько лет и заниматься плантациями не мог. Было еще кое-что… я хотел сохранить поля, засеять их лавандой, как мечтала жена, но дед наотрез отказался. Сказал, что земли получат в наследство только мои дети. Вот такой вот вредный старикашка…

После того, как нашли клад прапрапрадеда, я мог бы позволить себе любые земли, любые поля, но хотел только эти. Воспоминания бесценны и хрупки. Но самое жестокое — могилка Валери пряталась в огороженной часовне тоже на территории деда. И я не мог допустить, чтобы этот кусочек моего сердца достался кому-то чужому. Вот и дрался за него, как мог.

И влип. По самое горло.

Пока мы с Пашей перебрасывались несколькими дежурными фразами и договаривались встретиться в более деловой обстановке, я выгрузил пустые ящики и сложил мешки около загороди.

— А ты чего один? — вдруг спросил юрист, зыркнув на домик около ворот. — Где охрана?

— Личную охрану я отпустил, остались только местные ребята, следят за территорией. Здесь заезд один, кто посмеет, кроме своих, ринуться?

— Логично, но я бы все равно обезопасил себя и жену. С твоими деньгами лучше не рисковать.

Он как-то слишком сверкнул глазами, а я насторожился.

— Ты ее видел? Есению?

— Да, искала тебя около конюшен, а потом пропала куда-то, наверное, в дом вернулась.

Я кивнул, быстро попрощался с ним и грузно пошел домой. Но до порога не дошел — до ушей донесся пронзительный крик Есении.

Я рванул на звук, летел, что сумасшедший, и едва не умер на месте, когда понял, где жена оказалась. В загоне с Вороным. О Боже!

Ренат

Дверь оказалась заперта, поперек нее упала доска. Ветрище был такой, что легко бы завалил даже бревно потяжелее, но меня больше волновало, почему Есения зашла внутрь и почему загон с конем был открыт.

Жена больше не кричала, изнутри вообще не было никаких звуков, кроме странного шуршания и постукивания копыт о деревянный пол.

Откинув доску в сторону, я глубоко вдохнул и приоткрыл створку. У меня брови поползли на лоб, когда увидел ее, маленькую воинственную девочку, протягивающую пучок соломы не менее удивленному коню. Вороной, увидев меня, фыркнул, дернул ушами, топнул копытом, заставив Есению дрогнуть, а потом с наслаждением обнюхал предложенное лакомство и стал его усердно жевать.