Изенбек кивнул. Представился.

– Вы разрешите? – спросил новый знакомый.

– Пожалуйста.

Миролюбов встал рядом. Они закурили.

– Сколько вам лет? – спросил Изенбек.

– Тридцать семь.

– Мы почти ровесники. Чем занимаетесь тут?

– Работаю в химической лаборатории Лувенского университета, подрабатываю на производстве.

– Интересно?

– Чрезвычайно, – усмехнулся Миролюбов. – А вы, как я понимаю, художник? Шаховская говорила о вас…

– Да, художник. Как вас занесло на это пепелище?

– Сюда, в Европу?

– Именно.

– Из России бежал в Египет, устроился в экспедицию в Центральную Африку, в болотах простыл, долго болел, привез артрит. А ведь еще и тридцати ее было! Теперь иногда мучаюсь суставами. Жил в Праге, теперь здесь…

– Ясно, – кивнул Изенбек.

– А чем зарабатываете вы? Пишите картины?

– Почти. Я много странствовал по Средней Азии, хорошо знаю орнаменталистику Персии. Работаю в пригороде Брюсселя на фабрике ковров. – Изенбек усмехнулся. – Они до сих пор удивляются, как я сочиняю эти рисунки! А они все рождаются и рождаются у меня внутри. Уже с полтысячи орнаментов выдумал для ковров. А для себя да, рисую…

– Как интересно, – искренне проговорил Миролюбов. – Я ведь тоже очень творческий человек, но мое творчество не разглядеть вот так сразу…

– И что же у вас за творчество? – спросил полковник. – Вы меня заинтриговали.

– Возможно, я вам расскажу, – кивнул его собеседник.

В эту ночь, уже под утро, они вышли от Шаховской вместе. Сырой осенней ночи уже коснулся близкий рассвет.

– Как странно складывается жизнь, – говорил Миролюбов. – Я только успел повзрослеть и полюбить все русское, ощутить русским себя самого, почувствовать предков… и вот – изгнанник!

– Вот невидаль какая, – жестко усмехнулся Изенбек. – Таких, как мы, сотни тысяч. Миллионы. Впрочем, простите, – кивнул он, заметив, что его фраза резанула собеседника, – у каждого своя история. Расскажите свою.

– Вам и впрямь будет интересно?

– Да.

Едва забрезжил рассвет. Они шагали по пустой брюссельской улице, вымощенной камнем, мимо уютных европейских домиков с высокими крышами. Два изгнанника, беглеца, два русских человека. Гулко раздавались их шаги над мостовой…

– Я думал, откуда эта любовь ко всему родному? А все дело в народных поверьях, сказах и сказках. Я родился в городе Бахмуте, в Екатеринославской губернии, в семье священника. Мать была из старинного запорожского казачьего рода. В нашей семье жила древняя старуха – Варвара. Ее все называли Прабабушкой, но чаще Прабой, так было короче. Ей было всего двенадцать лет, когда помещик подарил ее моему прадеду. Она вынянчила и моего отца, и деда. Ей дали волю, но она не ушла из дома. Более того, она сумела внести какой-то необыкновенный порядок в нашу семью. Порядок во всем! Отец слушался ее беспрекословно. Иногда я думал: почему? Ответ был прост: эта женщина хранила в себе уникальную мудрость веков. Все, что она говорила и делала, точно было заповедано самой природой и Богом. Она, прислуга, заботилась обо всех и говорила, кому что делать. И все у всех всегда получалось. – Миролюбов улыбнулся. – Между собой мы звали ее «барыней»! А еще она знала сотни песен и сказок. Точно вся мудрость южной Руси, мудрость тех народов, что проходили через эти земли, каким-то волшебным образом хранила она. Я полюбил от нее все русское, древнее…

Юрий Петрович остановился, с ним остановился и Изенбек. Миролюбов достал пачку папирос, спички, закурил. Изенбек уже вовсю дымил.

– Не передать, как нам было плохо, когда Праба умерла, – выпустив дымок в утреннюю мглу, покачал головой Миролюбов. – Но после ее смерти Господь сделал нам новый подарок. К нашему дому прибилась некая старуха Захариха с больным мужем, и она оказалась южнорусской сказительницей. С ними, Прабой Варварой и Захарихой, я и полюбил все стародавнее. А тут и отец со словом Божьим, тоже все впрок. А был еще добрый учитель, инспектор Тихон Петрович Попов, который учил меня не просто слушать, но и записывать все самое интересное. Предания, песни, сказки, пословицы! Я завел тетради, вначале одну, потому другую, куда записывал все, что слышал от двух сказочниц, что мог вспомнить. А помнил я, к счастью, многое. Тихон Петрович писал книгу о культуре древних русов и просил разрешения использовать мои записи. Конечно, я согласился. Но и сам Попов, и его книга погибли в революцию.

– А ваши дневники? – поинтересовался Изенбек.

Глядя на сырую мостовую, Миролюбов улыбнулся:

– А мои дневники остались. Представляете? Но они только разожгли во мне аппетит историка-любителя. Когда я жил в Праге, мои находки высоко оценил профессор Дмитрий Николаевич Вергун, его похвала, скажу честно, ободрила и вдохновила меня. Все дело в том, что я обещал старшему брату, тому, которого убили большевики, написать поэму-исследование о князе Святославе Игоревиче. Ведь в этом язычнике сошлись все те стихии, которыми жила Русь на протяжении веков до христианства. В нем жило то, что позже было раз и навсегда утрачено. Именно в Святославе сокрыт дух древнего славянства… – Миролюбов остановился, выбросил окурок папиросы. – Что вы думаете, Федор Артурович?

– О князе Святославе?

Синий утренний свет уже катил на город, на крыши домов. На глазах рассвет набирал силу.

– О нем, – кивнул спутник.

Теперь улыбнулся Изенбек.

– Думаю, что у Зинаиды Алексеевны Шаховской простых людей не бывает! Это я о вас, Юрий Петрович. Всякий человек с начинкой! – он тоже выбросил окурок на сырую мостовую. – Святослав был диким вепрем и верил только в одно: в оружие! Он был русским викингом до мозга костей и погиб как викинг. Вот что я думаю о Святославе… Нам надо с вами встретиться и потолковать как следует. Я вам расскажу о своих путешествиях – и в первую очередь по Средней Азии.

– Где вы живете, кстати? – спросил Миролюбов.

– В Юккле.

– И я, – кивнул спутник Изенбека. – А какой адрес?

– Брюгманн-авеню, 522.

– Надо же! – улыбнулся Миролюбов. – И я на Брюгманн-авеню. Только в доме 510. Еще одно совпадение. Соседи в прошлом и настоящем.

– Занятно, – кивнул Изенбек.

Скоро они распрощались очень тепло, с первых минут сдружившись, так бывает с иммигрантами, бродягами-изгоями, и разбрелись по своим домам.

Взрослым людям бывает трудно сойтись близко, много сердца уже отдано, к тому же сойтись быстро. Но не в случае с Федором Изенбеком и Юрием Миролюбовым. Что-то, как магнитом, притянуло их друг к другу. Так бывает только в том случае, когда за дело берется ее величество судьба. Та судьба, от которой зависят жизни многих…

Изенбек рассказывал новому товарищу, как он странствовал по востоку.