– Разумеется! – воскликнула Даша. – Они отлично знали, куда бить: если бы ты подписала этот документ, руки Толика оказались бы связаны, ведь ты совершеннолетняя и по закону сама за себя отвечаешь! Ему пришлось бы отступить.

– Я… я подписала.

– Что-о?!

– Прости! Я… я просто так долго смотрела на то, как Толик надрывается, пытаясь мне помочь, а тут еще эти «сходки» и «маевки», понимаешь? Он работал, как вол, а после работы встречался со своей группой, искал других пострадавших, собирал материал о «Голудроле»… Сколько бы он так протянул? Нам нужны были деньги, и я подумала…

– Ты подумала, что они избавят твоего брата от необходимости борьбы?

– Да! В конце концов, это было больше, чем мог назначить суд…

– А как бы Толик воспринял твое решение?

– Он убил бы меня, если бы узнал! Он ведь столько сил положил на эту схватку, он чувствовал бы себя ответственным перед теми, кто не получил ничего!

– И как долго ты собиралась молчать? – растерянно поинтересовалась Даша. – Рано или поздно…

– Я об этом не думала, – всхлипнула Марина, отворачиваясь. – Я думала лишь о том, что при помощи этих денег мы не только сможем попытаться вылечить меня, но и, если ничего не выйдет, по крайней мере, у Толика после моей смерти будут хоть какие-то средства! Он ведь уже задумывался о продаже квартиры, представляешь?! Ну не могла я позволить ему лишиться жилья ради того, чтобы попытаться мне помочь! А они все равно должны мне деньги за то, что сотворили, так почему бы их не взять?

– Где деньги, Марина? – спросила Даша. – Ты их потратила?

– Я до сих пор ничего не получила.

– Ты хочешь сказать, что подписала отказ от претензий без всяких гарантий?

Марина ничего не ответила. По ее бледным щекам текли крупные слезы.

– Рожков был очень убедителен, – произнесла наконец девушка. – Он спросил номер моей студенческой карточки и сказал, что деньги переведет на мой счет, как только юристы «Фармаконии» одобрят сделку.

– Ты помнишь хоть какие-то формулировки из той бумаги?

– Кажется… там говорилось, что я отказываюсь от любых претензий к «Фармаконии» в связи с тем, что получила деньги, и обязуюсь никогда впредь не выдвигать обвинений в ее адрес.

– Марина, тебя обманули, – беспомощно разведя руками, сказала Дарья. – Развели, как малое дитя, подставили Толика, да еще и не дали ни копейки! Ты хоть представляешь, как чувствовал бы себя твой брат, когда его друзья по группе узнали бы о том, что «Фармакония» вас подкупила? Даже если бы деньги поступили на твой счет… Нет, погоди-ка!

Марина вскинула заплаканное лицо и с робкой надеждой уставилась на Дашу.

– Их жадность может сыграть нам на руку… – бормотала между тем девушка, словно забыв о том, что находится не одна. – Если нет денег, значит, договор теряет силу! Хорошо, с этим позже разберемся… Я вот чего не пойму: если тебя принимал Рожков, то как ты оказалась у кабинета Митрохина?

– Ну да, Рожков принимал меня в его кабинете – я табличку прочла.

– Так, но… Если Митрохина убили в его собственном кабинете между двенадцатью и часом ночи, то как, черт подери, Рожков успел заставить тебя подписать документы, проводить, уйти… Нет, что-то тут не вяжется!

– Но я была у Рожкова не в день убийства… и вовсе не ночью! – возразила Марина. – Я приходила накануне, днем, двадцать первого числа. Он сказал, что со мной хотел встретиться сам Митрохин, но ему пришлось срочно уехать. Рожков уверил меня, что делает это с согласия Ильи, и на документе в самом деле стояла его подпись!

– Интересно! – пробормотала себе под нос Даша. – Очень интересно! Точно помнишь, что это было днем?

– Естественно, около двух часов… Я еще обратила внимание на то, что сотрудников почти нет – видимо, все ушли на обеденный перерыв.

– Странный выбор времени для подписания соглашения… И больше ты «Фармаконию» не посещала?

– Нет. Зачем?

– То есть, – не слушая дальше, прошептала Дарья, – ты приходила в день убийства Митрохина, но задолго до самого убийства? Ты понимаешь, что это означает?

– Что?

– То, что запись у следователя – фальшивка! А я-то все голову ломала…

– Подожди, я не понимаю!

– А чего тут понимать? Я все думала, почему при наличии такой веской улики, как запись тебя, входящей в кабинет Митрохина, следователь не ухватился за нее? Он должен был отпустить Толика и задержать тебя! Но этого не произошло. Видео продемонстрировали Толику, и он подписал признание, чтобы избежать твоего обвинения в убийстве. Почему все так случилось? Да потому, что после приобщения записи к процессу ее пришлось бы проверить, и тогда выяснилось бы, что она фальшивая. Но у Толика не было возможности это выяснить… Черт, да ему и времени-то на раздумье, скорее всего, не дали – просто подсунули бумажку и сказали: «Пиши, если не хочешь, чтобы твоя тяжелобольная сестрица загремела в камеру!» Господи, как же я… Ведь записи с камер внутреннего и наружного наблюдения редко хранятся больше недели. Следователь изъял их в день обнаружения тела Ильи Митрохина, но тогда не нашел ничего подозрительного! Зато, как только дело против Толика стало рушиться (не без моего скромного участия), они решили повлиять на него при помощи тебя. Им требовалось устранить твоего братца и всех, кто идет за ним, любыми способами, и они сделали ставку на то, что Толик ни за что не допустит твоего ареста.

– Но как же доказать, что запись фальшивая? И, даже если удастся, где гарантия, что я не могла вернуться потом и застрелить Илью?

– Давай решать проблемы по мере их поступления, о’кей? Но ты права: у тебя имеется алиби на момент гибели Митрохина?

– Какое еще алиби? Я была в больнице, спала…

– Ты в палате одна?

– Нет, там еще две девочки.

– Вот тебе и алиби! Кроме того, ты подписала документ и не имела оснований для убийства – это очевидно. Раз уж на то пошло, любой, кто пострадал от «Голудрола», или его родственник мог проникнуть в «Фармаконию» и грохнуть Илью. Я вытащу Толика из камеры в ближайшее время, и пусть следователь ищет себе других подозреваемых… А еще ему придется объяснить, каким образом он заставил твоего братца подписать фальшивое признание!

* * *

Честно говоря, я мало что поняла из разговора с Дарьей, но одно она ясно дала понять: нужно срочно найти парня, о котором упоминала при нашей встрече Настя, подруга Толика. Звали его Дмитрием Прошкиным и, если верить рекомендациям девушки, компьютер читал, как открытую книгу.

– Митька может все! – уверенно заявила по телефону Настя. Наша с Дашей «компетентность» в сфере всего, что касается компьютера, примерно одинакова. Я горжусь тем, что вовремя освоила этот наиполезнейший инструмент, но прекрасно отдаю себе отчет в том, что являюсь обычным пользователем, для которого работа данной машины является тайной за семью печатями – примерно как и та, что самолет летает, но почему-то не машет крыльями.