Вечером мы разбили привал на склоне холма, точнее, не холма, а небольшого пупырышка на глади пустошей. Признав, что мы с Ястребом вряд ли находимся на пике своей физической формы, труды по разведению костра и приготовлению ужина мы оставили гному, против чего он не особо возражал.

Мы пили чай и доедали захваченные с собой припасы. Разговоров за ужином не было. Мы слишком устали от перехода, да и на душе скребли кошки из-за очередной потери в нашем и без того не столь многочисленном отряде.

Потеря Моргана по сравнению с потерей Гармона была гораздо более тяжелой и опасной.

Гармон был просто спутником, бардом, человеком, который должен был сложить о нас песню и прославить в веках наш успех — или сгинуть вместе с нами в случае нашего провала. Но Морган являлся организатором миссии, ее идейным вдохновителем и главным тактиком. Он был мощной боевой единицей, и он один в точности представлял, что может встретиться нам на нашем пути. Без Моргана наше и без того не слишком легкое задание становилось еще тяжелее.

По окрестностям рыскали огры и Черные Лорды, так что лечь спать, не выставив караула, было бы верхом легкомыслия и безответственности с нашей стороны. Кимли вызвался дежурить первым, мы его не слишком отговаривали. Лично я заснул, едва завернувшись в свой плащ.

Гном способен был преподносить сюрпризы. Ворчащий и вечно недовольный, вступающий в склоки по малейшему поводу и даже без оного, он тем не менее оказался заботливым товарищем. Вместо того чтобы разбудить сэра Реджи после окончания срока своего дежурства, с тем чтобы сэр Реджи разбудил потом меня, гном самолично караулил наш покой до рассвета, предоставляя нам шанс выспаться и отдохнуть перед встречей с волшебником. Когда мы проснулись, он уже разогрел чай и вручил нам по куску вяленого мяса и черствой лепешки, добродушно ворча на то, что разбудить нас мог бы только выбравшийся из своего Колодца Первозданный Хаос, и даже ему потребовалось бы на это чертовски много времени.

Отдохнув, я почувствовал себя лучше, да и рана сэра Реджи выглядела не так удручающе, как вчера. Ястреб поменял бинты, а потом потратил минут десять на свою обычную разминку с двумя мечами. Даже собакам было далеко до Парящего Ястреба Кантарда в деле заживления на своей шкуре ран.

Башни Корда мы достигли к полудню. Облака рассеялись, и светило заняло свое законное место на небосводе, поливая нас палящим зноем. И на этой равнине негде было спрятаться от его немилосердных лучей.

Башня Корда вблизи выглядела еще внушительнее.

Диаметром около пятидесяти метров, она была сложена из огромных грубо отесанных камней, местами позеленевших от времени, и устремлялась в небеса, опровергая все законы архитектуры. Она не сужалась к вершине, оставаясь по всей высоте точно такой же, как и у основания, не было никаких дополнительных опор, растяжек и тому подобных элементов, призванных сделать конструкцию более устойчивой. Не знаю, как там египтяне строили свои пирамиды, но им стоило бы поучится у Корда и ему подобных. По части внушительности и умения произвести впечатление местные волшебники преуспели куда больше, нежели древнеегипетские инженеры.

Вокруг башни шла спиральная лестница около метра шириной. Ступени тоже были каменными и, казалось, росли прямо из стены. Перил на лестнице не было, и я выразил сомнение в том, что ею часто пользовались по назначению. Волшебники считаются затворниками, они не любят высовывать нос из своих жилищ, и теперь я понял почему. В отсутствие лифта каждый выход из дома превращался в длительное и опасное путешествие.

— Эта лестница для нас, — сказал сэр Реджи. — Сами волшебники лестницами не пользуются, у них есть более удобные способы покинуть свое жилище. А для визитера сойдет. Если уж кто-то решил потревожить волшебника, у него должна быть на это веская причина, и он докажет это, совершив восхождение.

— Таким образом они избавляются от назойливых клиентов и докучливых зевак, — сказал Кимли. — И от гномов. Дураком я буду, если полезу на самый верх.

— Ты думаешь, оставаться внизу будет безопаснее? — спросил сэр Реджи.

— Я подожду вас здесь, — сказал Кимли. — Мы, гномы, не любим удаляться от поверхности.

— Если идете не вниз, — сказал сэр Реджи. — Я был в подземном государстве, Кимли, там есть провалы глубиной в несколько километров.

— Это глубина, а не высота, — сказал гном.

— Особой разницы я не вижу. Если ты свалишься в глубину, то будешь так же мертв, как если бы ты упал с высоты.

— Для меня есть разница, — с достоинством сказал Кимли.

— Ты готов, сэр Геныч? — спросил сэр Реджи.

— Готов, — сказал я, хотя точно не знал, к чему именно.

— Тогда пошли наверх, — сказал сэр Реджи, ступая на первую ступеньку.

Ступени были разной высоты, наверное, потому что никто из строителей не удосужился найти для лестницы одинаковые по размеру камни. Нельзя сказать, что это сильно облегчало восхождение.

Когда я был молод, беден и не имел личного средства передвижения, мне доводилось ездить на электричках. Иногда я на электрички опаздывал, и тогда мне приходилось идти по шпалам. А шпалы положены таким образом, чтобы по ним нельзя было нормально идти. Ты то семенишь мелкими шажками, чтобы наступать на все шпалы подряд, либо прыгаешь, как ужаленный осой суслик, либо хромаешь, как Квазимодо, пытаясь перешагивать через бездушные и безразличные к твоей беде деревяшки. С лестницей у башни Корда была та же проблема, идти по ней, думая о чем-то другом, нежели о ступеньках, и не смотря себе под ноги, было невозможно.

Высота ступеней варьировалась от десяти до семидесяти сантиметров, постоянно сбивая темп и вызывая самые страшные проклятия сэра Реджи на головы неразумных архитекторов.

Трудно было оценить высоту башни издалека, еще труднее было сделать это у ее подножия, теперь же задача стала совсем нереальной. Есть такая красивая фраза, относящаяся к высотным строениям: они пронизывают своей верхушкой облака. Башня Корда не пронизывала своей верхушкой облака только по одной причине — в округе не наблюдалось ни одного облака, которое можно было бы пронизать. Через десять минут подъема Кимли превратился из гнома в бородатого муравья, развалившегося на траве, а затем очередной поворот спирали скрыл его из виду.

— Нам надо будет подняться на самый верх? — поинтересовался я у сэра Реджи, опережающего меня на две ступени.

— Не думаю, — сказал он. — Обычно дверь располагается где-то на половине высоты. Остальные этажи волшебники достраивают позже.

Ах да, вспомнил я, ведь башни растут до своих окончательных размеров не сразу, а постепенно, лишь со временем достигая своей максимальной высоты, и, даже если когда-то дверь, ведущая во внутренние покои волшебника, была на самом верху, с ростом башни она перемещается ниже. Точнее, верх удаляется от нее по мере продвижения строительных работ в соответствии с ростом ранга и амбиций волшебника.

На высоте около ста метров над уровнем земли нас ожидал сюрприз. Именно на этой высоте находилась небольшая терраса, врезанная в стену башни. Около пяти метров в ширину и семи в длину, терраса даже была обнесена невысоким каменным бордюром. Возможно, это было место для отдыха людей, решившихся о чем-то просить могущественного мага, место, где они могли еще раз задуматься, так ли необходимо предпринятое ими путешествие.