линкоры. Город и порт под обстрелом. Риск десанта там тоже очень высок…

— Всё понятно, — Гинденбург устало опустился на стул, — телеграфируйте адмиралу Шееру, пусть срочно принимает меры. Весь восточный фронт и Пруссия в опасности… Они что там, в русской ставке, белены объелись?

Псков. Штаб Северного фронта

— Они что там, белены объелись? — рявкнул Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский, небрежно бросив перчатки, не удостоив взглядом депеши с пометкой «срочно» и «секретно». — Кто разрешил Радко Дмитриеву самовольно менять заранее утверждённый план? Где согласие на участие в деле Балтийского флота? Кто разрешил превращать частную тактическую операцию в событие фронтового масштаба?

Начальник штаба генерал Данилов, привыкший к тихой, дружелюбной, почти семейной атмосфере, царившей в штабе Северного фронта, вытянулся во фрунт, непонимающе глядя на Рузского.

— Николай Владимирович, простите, но ведь это успех! Первый за столько лет! Вся германская Восьмая армия дезорганизована и беспорядочно отступает к Вильно и Мемелю, Десятая армия ввиду явной угрозы с фланга и тыла без боя оставила позиции на Западной Двине и отходит к Биржаю. Общие потери противника превышают десять тысяч штыков и сабель, тридцать тысяч пленных, наши не достигают и батальона… Трофеями больше ста орудий. После высадки морского десанта и захвата Виндавы и Либавы, Курляндия полностью очищена от войск противника…

Рузский нервно вскочил и шумно шмыгнул красным носом. Он подбежал к начальнику штаба, уставился глаза в глаза, сжимая и разжимая кулаки, словно приводя в чувство затёкшие пальцы.

— Чей успех, Юрий Никифорович? Ну-с? Я жду!

— Простите, не понял…

Рузский махнул рукой и вернулся за стол, вытащил из ящика и положил перед собой чистый лист бумаги.

— Как вы не понимаете, Данилов? — он впервые за все время совместной службы назвал начштаба по фамилии. — Это успех не наш с вами и даже не Северного фронта. Это успех клики, собравшейся вокруг престола и узурпировавшей право повелевать Россией. Любая удачная военная операция укрепляет их власть. Любой провал — ослабляет. Сейчас, когда режим уже готов рухнуть и всё держится на волоске, наша задача — не дать подпитаться ему ни единой каплей оптимизма… Неужели вам нужно объяснять такие элементарные вещи?

— Ваше высокопревосходительство! Майор Торнхилл, просит принять срочно! — выкрикнул из двери адъютант и был бесцеремонно отстранен рукой в серой лайковой перчатке.

— Я вызову вас позже, — торопливо проговорил Рузский, срываясь из-за стола.

Генерал Данилов, выходя из кабинета, удивился, как его грозный, пышущий гневом начальник вдруг превратился в карлика, став на голову ниже и заглядывая на британского майора снизу вверх, хотя был с ним одного роста.

— Ну-с, Рузский, — Торнхилл издевательски по буквам произнес фамилию командующего Северным фронтом, — стало быть, вы решили за нашей спиной сыграть свою игру? Надеетесь прослыть героем нации, повысить свои политические шансы, так сказать?

— Джон… Простите, сэр… Мне кажется, я никогда не давал повода сомневаться и всегда говорил…

— Неважно, что вы говорите, Рузский, гораздо важнее, что вы делаете! Вы создаёте проблемы серьёзным людям, заметьте, весьма могущественным! И прекрасно знаете, что бывает…

— Я ничего не знал! — взвизгнул генерал, — всё произошло… происходит помимо моей воли! Я всё исправлю!

— Интересно — как? — саркастически скривился Торнхилл.

— Я намерен снять с командования 12й армией генерала Радко Дмитриева.

— Это даже не обсуждается…

— Верну войска на исходные позиции…

— Вы от расстройства совсем рехнулись, Рузский? — дерзил британский майор, глядя на русского генерала с невыразимым презрением.

— Я не знаю… Я что-нибудь придумаю…

— Думайте быстрее, генерал, и запомните: то, что недалёкие люди считают однозначным успехом, в донесениях должно быть представлено, как бесповоротная и полная неудача…

Майор Торнхилл вышел из здания штаба Северного фронта и сильно, до боли потер виски, не снимая фуражку. Голова раскалывалась от бессонницы и выпитого кофе. «Опять щенячьи глаза и тупое овечье блеяние азиатских туземцев при виде „белого сахиба“. Это не игрок и даже не фигура. Пыль под ногами. Одноразовый инструмент. Кто же тогда? Какой неведомый противник вмешался в филигранную партию по выведению России из списка стран-победителей, разыгранную так тщательно и заботливо? Кто точечными, чрезвычайно болезненными уколами разрушает зыбкий карточный домик сдерживания и противовесов, выстроенный вокруг царской армии? Даже такое хорошо законспирированное оружие — революционная ячейка в Сибирской дивизии, имеющая задачу сорвать наступление, — оказалось блокировано. 17-й полк просто не послали в атаку. Просидев сутки на собственных позициях, стрелки без боя заняли оставленные ландвером траншеи. Протестовать против такого наступления было глупо. Поэтому революционеры старались не отсвечивать и предпочли вместе с другими однополчанами радоваться бескровной победе. Кто это всё делает? Гучков? Гурко? Нужно ехать в ставку Главнокомандующего и принять решение, особенно по Непенину, покопавшись в мозгах тамошних обитателей. Этот сонный адмирал вдруг сорвался с места и утащил в открытое море главную ударную силу предстоящей революции — матросов Балтфлота. Как в дымовую трубу, улетели огромные деньги, вложенные английской разведкой в пропаганду, подкупы и чистейший, качественный кокаин для скучающих команд линкоров. Их требовалось вернуть во что бы то ни стало…»

Генерал Рузский, проводив взглядом широкую спину британского офицера, с облегчением вздохнул и снова уселся за чистый лист бумаги, стараясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. Идиотская ситуация, когда по поводу достигнутого его войсками военного успеха полагалось не радоваться, а горевать, вымораживала и ломала психику. Но честолюбие боевого офицера слабо и неуверенно сопротивлялось клятвам, принесенным генералом при зачислении в масоны, некрасивому компромату из кокаиновой зависимости и совсем нехорошим распискам в руках англичан.[47] А значит, требовалось быть решительным и бескомпромиссным, даже если речь шла об этом болгарском генерале, с которым Рузский съел пуд соли.

— Ваше высокопревосходительство! — голос адъютанта был вежлив, но тревожен, — с Вами просят срочно выйти на связь Его высокопревосходительство генерал Гурко, господин Гучков и Его высочество великий князь Николай Николаевич…[48]

Генерал Рузский раздраженно бросил перо, нервно смяв бумагу.

— Да что происходит, черт побери?!!..

Глава 19

Geheime Mächte[49]

В Германской империи Восточная Пруссия была самой дальней окраиной. Для немцев «Кёнигсберг» звучал примерно так, как для русских «Владивосток», но только географически. Пруссия — центр, «откуда есть пошла земля» германская, точка сбора разрозненных княжеств в могучую империю, с которой считаются все мировые державы. По этой причине, а также благодаря врожденной немецкой рачительности, эти земли обхаживали вдумчиво и тщательно. Развитая инфраструктура, брусчатка