— Санечка, проснись, девочка. Умоляю тебя! Шура, вставай! Кому говорю!

«Зачем мне карьера, звания и награды, если рядом не будет Александры? — в который раз у самого себя спросил он. — Как жить без нее и никогда больше не услышать ее протяжного «Сережа-а»? Что сказать сыну? Почему не уберег и как умудрился допустить».

В приемном покое госпиталя он напряженно следил, как носилки с женой катят по коридору. Слышал, как кто-то кричит о готовой операционной и требует взять по цито анализы. Замечал, как вокруг жены суетится персонал. И поцеловав тонкую Санькину руку, попросил любимую:



— Я жду тебя, Санечка. Поправляйся! Умоляю тебя!

Генрих Иванович Поморов считал себя практичным и находчивым человеком. Передав Фархаду точные сведения, куда поехали Шурка с Кирсановым, он вернулся домой и сразу же сел обедать.

— Котлетки с пюре, — потер Поморов ладони. — Как же хорошо, Люсенька! Можно и стопочку выпить. За успех, так сказать… Шурка теперь никуда не уйдет. Целая армия приехала ее ловить …

— Может, Гена, нам лучше уехать, — тихо пробормотала жена. Сейчас соберемся быстренько. И на вокзал. Только этого — она скосила глаза на подпол, — выпустить нужно.

— Ага, — кивнул он. — Еще чего! С ума сошла, что ли? Чтобы он нас выдал? Вот дурья башка, — проворчал он и, подскочив со стула, стремительно заходил по комнате. — Нужно уколоть что-нибудь из Ромкиных запасов, — задумчиво хмыкнул он. — И посадить на любую электричку. Пока приедет в Москву или в Тверь, напрочь забудет, кто он и что. А полиция наша, найдя в крови тяжелую наркоту, не придаст значения его показаниям.

— Умный ты, — мотнула головой Люся и уже наклонилась к сожителю, чтобы поцеловать его в потный широкий лоб, изрытый морщинами, когда в дверь постучали.

— Хозяева, — прокричал с крыльца участковый. — Откройте, пожалуйста!

— Не успели, — охнула Люся и кулем осела на стул.

— Быстро сработали, — скривился Поморов, доставая из-за горки охотничье ружье. — Держитесь, твари! — прохрипел он, вставляя патроны. — Живым не дамся!

Кирсанов умел ждать. Долгие годы службы приучили его к терпению и выносливости. И он всегда знал, что есть моменты, когда нужно наперекор всему броситься в рукопашную, и есть совершенно другие, когда приходиться затаиться в засаде, как бы ни сжимались кулаки и сердце ни стонало от боли и ярости. Заполнив какие-то бланки для формальности, Кирсанов тяжело опустился в первое попавшееся кресло и, вперив взгляд в высокие белые двери, вновь оказался в злополучном лесу, где чуть больше часа назад ранили Саньку. Несся по утоптанному снегу, прижимая к себе впавшую в забытье жену. Истово молился о ее спасении.

«Вроде и крови на поляне осталось немного, — вздыхал он про себя. — А почему потеряла сознание? От кровопотери или от болевого шока? — Кирсанову вдруг подумалось, что за всю свою карьеру ему пришлось терять друзей. Вот так же тащить их на себе. Здоровых и крепких мужиков. Перевязывать раны и затягивать жгуты, дабы остановить кровь, хлеставшую из перебитых артерий. Кого-то спасли, а с другими попрощались под оружейные залпы. Но никогда сердце не трепыхалось от страха, как лист на ветру. Никогда в голове не бились тревожные мысли, что лучше подохнуть самому. Его бойцы, тренированные и сильные, выкарабкивались и не из таких передряг. — Но Санечка моя, — мысленно улыбнулся Кирсанов, представляя в неглиже Александру Андреевну. — Она у меня женщина хрупкая. И какой урон здоровью нанесет злосчастное ранение? Кому понадобилось убивать мою жену? И главное, зачем? Мне отомстить? Твою мать, — рыкнул он и, обругав себя последними словами, задумался о заказчике. — Неужели Реза отдуплился? — мрачно хмыкнул Кирсанов. — А Поморов этот откуда взялся? И как они нашли друг друга? И самое главное, где! В Москве! Тут захочешь встретиться случайно — и ничего не получится. Столько народу вокруг толчется. Можно пройти мимо и не заметить знакомого, или сесть в соседние вагоны метро и выйти на разные стороны. Как Реза нашел на Поморова? И какой толк старичку-профессору убивать мою жену?» — сжал кулаки Кирсанов и снова уставился на дверь. Краем глаза он заметил, как рядом в креслице опустился Асисяй, но даже не повернул головы. Точно знал, что верный адъютант не проронит ни слова, пока не позовут. Просто будет сидеть рядом и молчать.

«Да и зачем нужны слова, если и так все ясно! Что молоть языком, если даже дышится через силу», — внутренне простонал Кирсанов и неожиданно для себя поинтересовался:

— Слав, а Димка где?

— Отправился вместе с парнями на штурм дома. Наемники в один голос твердили, что им помогал человек из близлежащей деревни. По спутнику определили место, где останавливался Рэндж в деревне, и полицию с собой взяли. А Димка наш с переводчиком тоже поехали. Мало ли…

— Ну да, — кивнул Бек. — Тут главное, сразу всех причастных взять. А если окажется, что Санина тетка и этот хмырь Поморов имеют хоть какое-то отношение к нападению, все силы приложу, подниму, млять, все связи, к президенту схожу на прием, но этих тварей засажу до конца жизни, — рыкнул Кирсанов и, стукнув себя по колену, уставился снова на дверь. Асисяй заметил, как губы сложились в суровую складку, как на одной точке остановился взгляд, и как побелели костяшки на сжатой в кулак руке, и счел за благо помолчать. Так и сидели. Примерно через час в госпиталь приехал Гоголь. Бек перевел на него мрачный взгляд, кивнул и снова уставился на дверь.

Гоголь шумно плюхнулся рядом. Задумался о чем-то своем.

«Пусть я уже в отставке, но Батя пришел поддержать. Вон сам напрягся, беспокоится, значит», — про себя усмехнулся Кирсанов и, рывков встав, направился к дверям в надежде перехватить кого-нибудь из персонала. Узнать, как там Санечка.

Он не успел дойти полшага, когда тяжелые врата, отделяющие здоровых от болящих, распахнулись и в коридор вывалился доктор. Усталый и замученный. С больными глазами.

— Кирсановой есть родственники? — тихо осведомился он.

— Я, — повернулся к нему генерал и веско заметил: — Муж Александры Андреевны.

— Хорошо, — кивнул доктор, доставая из пачки сигарету и снова кладя ее обратно. — Состояние стабильное. Больная в сознании. Пулю извлекли. С ребенком все в порядке.

Кирсанов застыл на месте, решив, что ослышался.

— А! — промямлил он неуверенно. — Что? — выдохнул ошалело. Ему хотелось заорать, спросить врача, а не напутал ли он. Но Бек, внимательно всмотревшись в суровое и беспристрастное лицо, заметил пристальный взгляд и легкую усмешку.

«Такие не ошибаются, — мысленно охнул Кирсанов. — Не ошибаются…»

— Что? — улыбнулся доктор. — Не знали?

Кирсанов кивнул, все еще не в силах поверить, и даже глаза зажмурил на секунду, будто желая, чтобы морок сегодняшнего дня испарился. Убрался прочь. Чтобы они с Санькой не поехали бы никуда. Болтали бы о пустяках, играли с Алексеем в железную дорогу, а вечером пошли бы в театр. И возвращаясь из Большого театра домой, обсуждали бы постановку, сплетничали потихонечку о Лариске и Гоголе, завернули бы по дороге в кондитерскую за пирожными. А затем дома пили чай и целовались. И может, тогда бы Санечка и сообщила свои новости.