«Мы бы потом в джакузи отметили, — вздохнул Кирсанов и отмахнулся от собственных фантазий, прекрасно понимая, что раз Реза задействовал такие ресурсы, то рано или поздно попалась бы Александра в сети. — Хорошо, хоть жива. Ногу вылечим, и с ребенком все хорошо».

Он сам не знал, смеяться ли ему от счастья или сдержать эмоции. На глаза навернулись слезы, стоило только представить, что там внутри Саньки растет новая жизнь.

— Хочу жену повидать, — пробурчал Кирсанов негромко, еле сдерживаясь, чтобы не заорать во все горло от ликования. — Сейчас, — то ли велел, то ли попросил он. Врач кивнул.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ее в палату привезут, и сестричка вас позовет, — кивнул доктор. Он прошел мимо Асисяя и Гоголя. Выйдя на крыльцо, закурил нервно.

«Что там было? — тяжело вздохнул Кирсанов. — Да кто теперь разберет? Задела ли пуля артерию? Или только мягкие ткани? Главное, Санька жива! И ребенок, твою мать! Ребенок!!!»

Из отделения выскочила маленькая юркая медсестричка. Сложила ручки на груди и требовательно осведомилась:

— Вы — муж Кирсановой?

Бек кивнул.

— Идите уже, — велела сестра. — У вас не больше пяти минут. Только бахилы и халат наденьте!

— Ага, — закивал он башкой, будто китайский болванчик. — Хорошо. Сейчас.

И уставился в недоумении на больничный вестибюль, словно пытаясь сообразить, где тут можно разжиться бахилами.

Он заметил надпись «Аптека» только тогда, когда рядом промелькнула широкая фигура Асисяя. Славка уже купил какой-то странный комплект и протянул Кирсанову.

— Маскхалат, шапочка и бахилы, — доложил он, помогая шефу надеть нехитрую спецодежду, наскоро сшитую из нетканого материала.

— Как там Сашенька? — поинтересовался подошедший Гоголь. — В себя пришла? Что врач сказал?

— Кажись, обошлось, бать, — вздохнул Кирсанов, напяливая на башку голубую шапочку на резиночке и такой же халат. Нацепил на ноги тут же треснувшие бахилы и важно, как космонавт перед стартом, шагнул в отделение.

— Как в открытый космос собрался, — пробасил Гоголь и тут же спохватился, ища пиликающий телефон. Сотовый оказался в кармане.

— Да, Егоров, — рыкнул он в трубку и тут же громко выругался, невзирая на недовольные лица медсестер: — Твою ж мать. Где он? Везите в госпиталь! Мы с Беком тут. Сейчас Виленскому позвоню.

Асисяй вгляделся в лицо высшего руководства, но спросить не осмелился.

— Там во время штурма мудила этот сопротивление оказал, — тихо сообщил Егоров. — Стрелять начал, сука. Журналиста пропавшего он у себя держал. На кухне с ним забаррикадировался. Чуть не убил мужика. Хорошо, наш Димка ворвался. Ну и принял удар на себя. Везут уже, — рыкнул он. — Я бы тварь эту обеими руками разорвал. Александру чуть не грохнул, Крепса изувечил. Поеду я в контору, Слава. Беку скажи, пусть тоже свою ж. пу на службу несет…

— Так его же сняли, — пробурчал недовольно Слава Лунин, силясь не разбить кулаком стену.

«Крепс, блин горелый, как же тебя угораздило? Смотри не помри там, вояка хренов», — пробормотал он про себя.

— Какое, твою мать, сняли! Сейчас! — запыхтел, будто самовар, Гоголь. — Так я им и позволю заменить боевого генерала на сраного управленца! Останется Кирсанов, не переживай, Славка! Еще орден ему дадут, — пробурчал Егоров и, усмехнувшись, скривился. — И медальку! По Диме я тоже рапорт подам о награждении. Только пусть выживет, сукин сын! Не люблю посмертно представлять к награде.

— Там если кровь сдать надо, — спокойно заметил Асисяй. — Я сдам, и пацаны тоже. У Бека с Димкой одна группа. Четвертая. Повезло им, любая подходит, — улыбнулся он, смаргивая слезы.

— Я сейчас договорюсь, — кивнул Егоров. — Вроде этот хирург, что Саньку штопал, он здесь самый лучший. Вот подкинем ему еще работенки, — просипел он, набирая номер главного врача. — На Александре потренировался. Руки размял. Теперь Крепса нам собери, товарищ дорогой, — пробурчал он, ожидая ответа.

Асисяй вышел на крыльцо и вздохнул тяжело. По дорожкам и газонам гуляли жирные грачи, издалека смахивающие на запятые. Сестрички с бумагами или с чемоданчиками в руках бежали из корпуса в корпус. Перекрикивались друг с другом и снова неслись по своим делам по дорожкам больничного скверика. И этот монохромный пейзаж, похожий на лунный, резал по глазам, стоило только Славке представить истекающего кровью напарника. Он прекрасно понимал, ради чего, вернее, ради кого, вызвался Крепс штурмовать тот самый злосчастный дом. Догадывался, почему Димка первым бросился спасать заложника.

«Одна гнида решила грохнуть себе подобную, — сжал кулаки Асисяй. — Поубивали б друг друга! Мир бы чище стал! А так… из-за двух опарышей Крепс пострадал! Мать вашу за ногу!»

Он как зачарованный смотрел на желтый автомобиль реанимации с сиреной, несущийся по дороге и плавно затормозивший около крыльца. Увидел белое лицо Крепса, лежащего на носилках.

— Я с тобой, брат, — прошептал, подходя ближе и хватая раненого за руку. Крепс не пошевелился и глаза не открыл. Так и лежал колодой и даже не стонал. Посторонившись, Асисяй наблюдал, как его друга и напарника вкатывают в госпиталь.

«Выйдет ли живым и на своих ногах? — вздохнул Асисяй, все еще не веря в происходящее. — Вставай, Крепс! Вставай! — хотелось закричать от отчаяния. На глаза навернулись слезы, и Славка Лунин сморгнул их, снова уставившись на осточертевший сквер и бегающих по нему сестричек.

— Держись, Димка, — услышал он рядом голос Бека. Кирсанов подошел к носилкам. Поправил сползшую простыню и крепко сжал пальцы Димы Блинникова. — Мы тебя выцарапаем у старухи с косой, слышишь? Не вздумай сдаваться! Я тебя сам прибью, коли дашь слабину. Держись, Крепс. Мы еще повоюем.

Доктор, вот только что сообщивший Кирсанову о ребенке, вежливо оттер его в сторону.

— Потом поговорите, Сергей Юрьевич, — миролюбиво заметил он, вглядываясь в лицо собеседника.

— Сколько будет идти операция? Кровь нужна? — устало поинтересовался Кирсанов.

— Часа три, не меньше, — откликнулся доктор, поражаясь произошедшей перемене. Добродушный отец семейства, несколько минут назад щурящийся от слез радости и умиления, превратился в грозного генерала, кем он, собственно, и являлся, по большому счету. Доктор внезапно вспомнил, как, проходя мимо палаты Кирсановой, невзначай заглянул в широкое внутренне окно. Краем глаза заметил, как человек, сейчас испепеляющий его взглядом, корчил смешные рожи довольно улыбающейся жене.