С этой шутливой угрозой на устах миссис Джиллингуотер вышла из комнаты.

После ее ухода Джоанна натянула простыню на лицо, словно хотела спрятаться – и заплакала от горечи и стыда. Она была тем, кем была – но разве она заслужила, чтобы с ней так разговаривали? Она предпочла бы сотню оскорблений от своей тетки, чем хоть один подобный комплимент. Как много знала эта ужасная женщина? Вероятно, всё… конечно же всё – иначе она не посмела бы так разговаривать. У нее больше нет ни капли уважения к племяннице, и это, по всей видимости, стало причиной того, что тетка вообразила, будто они с Джоанной равны по степени подлости и развращенности. Тетка не поверила, что Джоанна не хочет выходить за Генри – она убеждена, что эти слова продиктованы лишь хитростью. Что ж, возможно, и хорошо, что она не поверила… иначе кто скажет, что могло бы случиться!

Вскоре Джоанне стало ясно, что тетку в любом случае лучше не обманывать, поскольку это может спровоцировать ужасную катастрофу, последствия которой трудно предвидеть. После дальнейших мучительных размышлений Джоанна поняла еще одно: она должна исчезнуть из Брэдмута. Она не могла сказать наверняка, что в рассказе миссис Джиллингуотер было правдой, а что – ложью, но совершенно очевидно, что некоторые факты были правдивы. Между Генри и его умирающим отцом произошла ссора, в этой ссоре было упомянуто имя Джоанны… возможно, он даже заявил о своем намерении жениться на ней. Теперь, подумав об этом, девушка вспомнила, что он несколько раз говорил о женитьбе. Его слова открывали для нее возможность счастья, о котором она не смела и мечтать – но к ее чести, она никогда не позволяла этим мыслям укорениться в сознании Генри, нет, ни на час, ни на мгновение! Джоанна хорошо понимала, что будет означать для Генри подобный брак – этого было достаточно. Ей надо исчезнуть… Но как? Куда? У нее не было ни средств, ни профессии – куда же она могла пойти?

В течение двух или трех дней Джоанна не выходила из своей комнаты, стараясь удерживать тетку на расстоянии и обдумывая появившиеся перед ней вопросы – но так и не нашла возможного решения.

В день похорон сэра Реджинальда, на которые отправилась миссис Джиллингуотер, и о которых позднее дала полный отчет, Джоанна получила от Генри сообщение, переданное доктором Чайлдсом, и ответила на него самыми общими фразами. На следующее утро мистер Джиллингуотер, неожиданно оказавшийся трезвым, принес ей записку от мистера Левинджера, в которой он просил ее посетить Монкс Лодж, как только она будет в силах это сделать. Джоанна спросила себя, зачем мистер Левинджер хочет ее видеть – и растревоженная совесть ответила, что это наверняка связано с Генри. Пусть мистер Левинджер формально и не являлся опекуном девушки, но он всегда принимал участие в ее судьбе и испытывал к ней некий интерес. Джоанне внезапно пришло в голову, что именно он мог бы помочь ей бежать из Брэдмута – и потому она решила подчиниться его просьбе.

Еще через пару дней Джоанна отправилась в Монкс Лодж, договорившись с местным бакалейщиком, что он подвезет ее до поместья, куда его фургон должен был доставить покупки: Джоанна не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы пройти такое расстояние пешком. Около двух часов пополудни она отправилась к бакалейной лавке и ожидала снаружи, когда со стороны конюшни раздался пронзительный голос, окликавший ее по имени. Затем перед ней появился рыжий паренек, бывший не кем иным, как уже знакомым нам Вилли Худом.

– Извините, что заставил ждать вас, Джоанна Хейст! – сообщил он. – Раз уж придется вас везти, я запряг старую лошадь, она поспокойнее.

С этими словами он распахнул ворота конюшни и вывел фургон, в который была запряжена старая кляча с распухшими коленями, явно знававшая лучшие времена.

– Как! Разве меня повезешь ты, Вилли? – спросила Джоанна с некоторой тревогой, поскольку помнила успехи этого юного джентльмена в верховой езде.

– Да, я – но не бойтесь! Я знаю, о чем вы думаете, но я уж месяц, как служу в бакалейной лавке, и все теперь знаю о лошадях и о том, как на них ездить и ими править. Садитесь-ка поскорее, не то вам придется идти позади повозки!

Джоанна залезла в фургон, и они выехали со двора. Вскоре девушка убедилась, что ее опасения относительно кучерских талантов Вилли не были такими уж необоснованными, но, к счастью, лошадь, запряженная в фургон, была настолько слаба и духом, и телом, что совершенно не имело значения, кто ею правит.

– Ну что, с ним теперь все в порядке? – спросил Вилли, когда они, миновав деревню, выехали на дорогу, пролегавшую вдоль гребня утеса.

– Ты имеешь в виду капитана Грейвза?

– А кого ж еще? Я видал, как его несли в «Корону и Митру» той ночью. Ух, страсть! Он выглядел ужасно, и штаны его были все в крови. Я никогда еще не видал столько кровищи… да и вы, если подумать, тоже были вся в крови, как те люди из сборника страшных рассказов, что я читал. Неладно тот день для вас обоих сложился, верно?

– Капитану Грейвзу намного лучше, но он все еще нездоров! – вздохнула Джоанна. Почему все говорят с ней о Генри? – Его уже нет в гостинице, знаешь ли.

– Знаю, он теперь в Рошем Холл. А старый сквайр помер и похоронен. Я ходил на похороны, ага. Грандиозное было зрелище – столько экипажей приехало, а гроб такой красивый был, полированный, с медным крестом на крышке и табличкой – на ней были красным написаны всякие слова. Я бы хотел, чтоб меня когда-нибудь так похоронили.

Джоанна улыбнулась, но ничего не ответила и некоторое время молчала, а Вилли тем временем сражался с меланхоличной лошадью, пока лицо его не приобрело тот же цвет, что и волосы. Когда же многострадальное животное все же удалось уговорить на неровную рысь, отчего пыль поднялась до облаков, Вилли возобновил светскую беседу.

– А правду ли говорят, Джоанна Хейст, что вы собрались за капитана замуж?

– Замуж за сэра Генри Грейвза? Конечно, нет! С чего ты это взял, глупый мальчик?

– Да я-то не знаю, так люди говорят, вот и все. По крайней мере – так они говорят – вы должны это сделать, даже если и не хотите, правда, я не пойму, почему, потому как вы достаточно хорошенькая, чтоб выйти за кого угодно – так вот мне кажется.

Джоанна вспыхнула – а затем смертельно побледнела.

– Нечего краснеть! – самодовольно заявил Вилли. – Это я вам комплимент делаю, так-то.

– Люди говорят… какие же люди так говорят, Вилли?

– Да все – хоть бы и моя мамаша. Правда, она еще говорит, что вы окажетесь на песке, когда начнется отлив, как та акула, что слишком жадно гонялась за килькой, и что вы зря считаете себя самой умной и самой красивой. Но мамаше моей никогда не нравились симпатичные девушки, так что и внимания на нее нечего обращать, а на вашем месте, Джоанна Хейст, я бы вышел за него замуж, лишь бы им всем насолить, вот!

– Послушай, Вилли! – отвечала Джоанна, которая к тому времени была почти вне себя. – Если ты еще хоть слово скажешь обо мне и сэре Генри Грейвзе, я сойду и пойду пешком!

– Ну, честно сказать, эта старая кляча только спасибо вам за это скажет. Но я не пойму, чего вы раскипятились – я ведь просто на ваши же вопросы отвечаю. Сам-то я думаю, что все это так и есть, и вы хотите за него выйти, чтоб не остаться на песке, как эта… акула. Но ежели так – вам тем более нечего на меня сердиться.