Его команда отлично владела искусством захвата добычи прямо под огнем береговых батарей. Это был особый английский фокус, обожаемый и Хоукинсом, и Дрейком. Камбр его отшлифовал и усовершенствовал и теперь считал себя куда ловчее даже тех великих пиратов Елизаветинской эпохи.

Удовольствие от захвата добычи прямо из-под носа врага вознаграждало его так, что он и не думал о сопутствующих потерях.

– Блудить с доброй женой, пока ее муж храпит рядом в кровати, куда слаще, чем задирать ей юбку, когда он где-то далеко за морем и никакой опасности нет…

Буззард хихикнул, еще раз оглядывая залив в подзорную трубу, проверяя, не изменилось ли в нем что-то со времени его последнего визита, не затаилась ли где-то угроза в виде недавно установленных на берегу пушек.

И хотя солнце уже перевалило за полдень, а обратный путь к ожидавшему на берегу баркасу был долог, он все равно потратил еще некоторое время, изучая в подзорную трубу такелаж потенциальной добычи. Как только он ее захватит, его матросам придется очень быстро спустить все паруса и отвести судно из-под защиты берега в темноту.

Уже после полуночи Буззард, используя в качестве ориентира огромную массу Столовой горы, закрывавшей половину южного неба, привел «Чайку» в залив с запада. Он был уверен, что даже в такую ясную звездную ночь, с половинкой луны в небе, он останется вне поля зрения наблюдателей на Львиной Голове.

Темные, похожие на кита очертания Тюленьего острова возникли из тьмы впереди с пугающей неожиданностью. Буззард знал, что на этом голом клочке каменистой почвы нет постоянного поселения, так что можно провести «Чайку» почти вплотную и бросить якорь в семи морских саженях от него.

Баркасы на палубе были готовы к спуску. И как только якорь с плеском упал в воду, матросы сбросили их в море. Буззард уже осматривал абордажную команду. Все имели на вооружении пистолеты, сабли и крепкие дубины, а лица матросов были измазаны ламповой сажей, так что выглядели они как банда яростных дикарей, лишь глаза и зубы сверкали в темноте. Для большего устрашения оделись они в черные от смолы морские куртки. А у двоих имелись топоры, чтобы перерубить якорный канат добычи.

Буззард последним спустился по трапу в лодку, и та сразу отчалила от борта «Чайки». Весла, обмотанные тряпьем, опускались в воду очень тихо, но и этот легкий шум терялся в негромком пении ветра.

Они стремительно вывернули из-за острова и сразу увидели огни на материке: две или три искры сторожевых костров на стенах форта да еще лучи фонаря в здании по эту сторону стен.

Все три корабля, которые Буззард видел с перевала, по-прежнему стояли на якорях. На каждом горели фонари – один на мачте, второй на корме. Камбр усмехнулся в темноте:

– Весьма любезно со стороны сырных голов вот так нас приветствовать. Они что, не знают, что идет война?

С такого расстояния он еще не мог отличить один корабль от другого, но его команда энергично гребла, запах добычи уже достиг их ноздрей.

Полчаса спустя, хотя они все еще были достаточно далеко в заливе, Камбр узнал «Леди Эдвину». Он выбросил ее из своих расчетов и сосредоточился на другом судне, которое не изменило положения и все так же оставалось предельно далеко от батарей форта.

– Гребите к тому кораблю, по левому борту от нас, – шепотом приказал он своему боцману.

Лодка слегка повернула, удары весел стали чаще. Второй баркас шел следом, как охотничий пес, почти наступая на пятки, и Камбр, оглянувшись на него, довольно хмыкнул.

Оружие было спрятано, и луна не могла сверкнуть на лезвии сабли или стволе пистолета, предупреждая вахтенных на борту добычи. Никто не зажигал огня и не пускал по ветру табачный дым, а баркасы не имели носовых фонарей…

Пока они скользили к стоявшему на якоре кораблю, Камбр прочитал его имя на борту: «De Swael» – «Ласточка». Он бдительно всматривался, ища признаки якорной вахты: ветер дул с берега, с юго-востока, непредсказуемо меняясь в горах, – но либо голландский капитан оказался небрежен, либо вахтенные просто спали, потому что никаких намеков на жизнь на палубе темного корабля Буззард не увидел.

Двое матросов уже встали, готовясь оттолкнуться от борта «Ласточки», чтобы не наделать шума, а вдоль борта баркаса висели плетенные из пеньки маты, смягчающие удар. Если бы лодка со всего размаха уткнулась в деревянный корпус корабля, это походило бы на удар по огромному барабану, и, конечно же, все на борту разом проснулись бы.

Но они соприкоснулись с кораблем так нежно, словно поцелуй девственницы. Один из матросов, выбранный за его обезьянью ловкость, взлетел наверх, где мгновенно перекинул канат через скобу якорной цепи и бросил его вторую, свернутую в кольцо часть назад, на палубу баркаса.

Камбр достаточно долго выжидал, прежде чем поднял заслонку штормового фонаря и зажег от его огня фитиль; потом схватился за канат и полез наверх – босиком; его подошвы были жесткими благодаря частой охоте на оленей, которая всегда осуществлялась без обуви.

В полной тишине команды обоих баркасов, тоже босиком, последовали за ним.

Камбр вытащил из-за пояса шило для заплетки канатов и двинулся к носу корабля; боцман шел рядом с ним. Якорный вахтенный спал, свернувшись на палубе, словно гончая перед очагом. Буззард наклонился над ним и одним резким ударом пронзил его череп железным шилом. Мужчина резко вздохнул, его тело расслабилось, и он провалился в бесконечную глубину, лишенную сознания.

Матросы Камбра уже стояли у каждого из люков «Ласточки», ведших на нижние палубы, и, как только Камбр вернулся к корме, они тихо закрыли и задраили люки, заперев внизу голландскую команду.

– Тут не больше двадцати человек на борту, – тихо пробормотал себе под нос Камбр. – И скорее всего, де Рутер самых крепких забрал на военные корабли. Так что другим, пожалуй, остались мальчишки да толстые старые дураки, доживающие матросский век. Сомневаюсь, что они доставят нам слишком много хлопот.

Он всмотрелся в темные фигуры своих людей, которые двигались по палубе: их силуэты вырисовывались на фоне звезд. Когда паруса были развернуты, Камбр услышал негромкий звук удара топора по якорному канату. «Ласточка» тут же ожила и затрепетала под его ногами, отзываясь на порывы ветра. Боцман уже стоял у румпеля.

– Полным ходом – строго на запад! – рявкнул Камбр, и боцман повернул судно к ветру.

Камбр сразу отметил, что тяжело нагруженное судно на удивление легко слушается руля и что они без труда смогут обойти с наветренной стороны остров Роббен. Десять вооруженных мужчин уже стояли неподалеку, ожидая команды. Двое держали в руках закрытые штормовые фонари, и у каждого имелся тлеющий фитиль для пистолетов.

Камбр взял один из фонарей и повел своих людей на корму, туда, где находились офицерские каюты.

Он слегка подергал дверь первой из них, которая должна была открываться в кормовой коридор, и обнаружил, что та не заперта. Камбр быстро, тихо скользнул внутрь. Когда он открыл фонарь, мужчина в смятом ночном колпаке резко сел на койке.