Полковник потерял дар речи, увидев перед собой столь блестящую перспективу. Картина – фиолетовые глаза и волосы солнечного цвета, никогда не исчезавшая из его памяти, тут же вспыхнула перед ним в мельчайших подробностях. И обещание, которое давали ему нежные алые губки, перевешивало даже цену специй и драгоценных слитков, стоявших на кону. Ведь леди Катинка была бы так благодарна ему за спасение… да и ее отец тоже, а он ни больше ни меньше как президент совета директоров Ост-Индской компании…

Да, это могло стать самым значительным даром судьбы, какой только встречается на пути человека…

Он был так взволнован, что сумел лишь напряженно кивнуть, соглашаясь с предложением Буззарда.

– Тогда, сэр, я уверен, нам есть что обсудить, и это может принести нам обоюдную выгоду, – широко улыбнувшись, заявил Буззард.

На следующее утро «Чайка» и «Ласточка» вместе отправились назад к Столовой бухте. Как только оба корабля встали на якоря под орудиями форта, полковник и Камбр сошли на берег. Они добрались до него через буруны прибоя, где команда рабов и осужденных брела по плечи в воде, чтобы вытащить их лодку на берег, пока ее не подхватила следующая волна, – и ступили на сушу, даже не замочив сапог.

Шагая вместе к воротам форта, они представляли собой необычную, привлекающую внимание пару. Шредер был в парадном мундире, при кушаке и всех знаках отличия; ленты и перья на его шляпе развевал юго-восточный ветер. На Камбре сиял красками шотландский плед – красное и красно-коричневое, желтое и черное… Население этого отдаленного уголка никогда не видело мужчины в подобном наряде, и люди столпились на краю плаца, чтобы поглазеть на него.

Несколько похожих на куколок яванских девушек-рабынь привлекли внимание Камбра; он ведь уже много месяцев провел в море, лишенный женского утешения. Кожа этих девушек сияла, как отполированная слоновья кость, их темные глаза смотрели томно… Некоторых хозяева нарядили на европейский лад, и их маленькие аккуратные груди довольно развязно выглядывали из кружевных лифов.

Камбр воспринял их восхищение с царственным видом; он касался полей украшенной лентами шляпы, поглядывая на самых молоденьких и хорошеньких девушек, и они хихикали и розовели под бесцеремонным взглядом его голубых глаз, составляющих контраст с огненными усами.

Караульные у входа в форт отсалютовали Шредеру, которого хорошо знали, и мужчины прошли во внутренний двор. Камбр внимательно огляделся по сторонам, оценивая силы обороны. Может, теперь и наступил мир, но кто мог предсказать, что будет через несколько лет? А вдруг ему придется командовать осадой этих стен?

Камбр увидел, что укрепления выстроены в форме пятиконечной звезды. Здесь явно взяли за образец новую крепость Антверпен, первую, созданную по столь передовому плану. Каждый из пяти лучей звезды был увенчан редутом, из которого защитники могли вести прикрывающий огонь так, что ни дюйма стен крепости не оставалось доступными врагу, – при старых планах крепостей всегда оставались «мертвые зоны», куда огонь с внутренней стороны не доставал. И как только внешние каменные стены будут закончены, форт станет почти неприступным, и взять его можно будет лишь долгой продуманной осадой. А для того чтобы пробить такие стены, понадобится много месяцев.

Однако работа была еще весьма далека от завершения. Сотни рабов и заключенных трудились и на верхней части стен, и во рвах. Многие пушки оставались во внутреннем дворе, их еще не скоро предстояло втащить наверх, на редуты и на стены со стороны залива.

«Такая возможность упущена! – мысленно пожаловался на судьбу Буззард. Знание о крепости пришло слишком поздно и уже не могло принести прибыли. – С несколькими другими рыцарями – с Ричардом Листером, и даже с Фрэнки Кортни, до нашей с ним ссоры, – мы могли бы взять эту крепость и разграбить город! Если бы мы объединили свои силы, мы втроем могли бы весьма удобно здесь устроиться, и держать под своей властью всю Южную Атлантику, и захватывать все голландские галеоны, которые пытались бы обогнуть мыс!»

Рассматривая двор, он заметил, что часть крепости используется еще и как тюрьма. Из подземелья северной стены вывели вереницу рабов и осужденных в железных ножных кандалах. В верхней части этой стены находились казармы военного гарнизона.

Хотя во дворе громоздились камни и строительные леса, все же на небольшом открытом пространстве перед арсеналом нашлось место и для строевой подготовки взвода мушкетеров Ост-Индской компании, облаченных в зеленые с золотом мундиры.

Телеги, влекомые волами, тяжело нагруженные бревнами и камнем, грохотали, проезжая в ворота или через двор. У входа в южное крыло здания стояла, ожидая кого-то, карета. В нее были запряжены отличные серые лошади, ухоженные настолько, что их бока сияли на солнце. Кучер и лакеи были одеты в зеленые с золотом ливреи компании.

– Его превосходительство сегодня что-то рано прибыл. Обычно мы его видим около полудня, – проворчал Шредер. – Должно быть, до него уже донеслось сообщение о вашем прибытии.

Они поднялись по лестнице южного крыла и прошли через дверь тикового дерева с вырезанным на ней символом компании. В вестибюле с полированным полом из желтого дерева адъютант принял у них шляпы и сабли и проводил в переднюю.

– Я доложу его превосходительству, что вы уже здесь, – сообщил он, выходя из комнаты.

Вернулся адъютант через несколько минут.

– Его превосходительство примет вас сейчас же.

Приемная губернатора выходила окнами на залив – но это были не окна, а узкие бойницы. Обстановка представляла собой странную смесь тяжелой голландской мебели и восточных вещей. Полированный пол скрывался под цветистыми китайскими коврами, горки с застекленными дверцами выставляли напоказ коллекцию изящной фарфоровой посуды, рисунок и цвет глазури которой указывал на эпоху династии Мин.

Губернатор Клейнханс оказался высоким мужчиной средних лет с плохим цветом лица; его кожа пожелтела из-за жизни в тропиках, а лицо покрылось морщинами из-за тягот службы. Он был весьма худ, кадык выпирал так сильно, что, казалось, вот-вот проткнет кожу, а его пышный парик выглядел чересчур молодежным по стилю для иссохшего лица под ним.

– Полковник Шредер…

Он натянуто приветствовал офицера, а его поблекшие глаза, под которыми красовались мешки, не отрывались от Буззарда.

– Когда я проснулся этим утром и увидел, что ваш корабль исчез, я подумал, что вы отправились домой без моего разрешения.

– Прошу прощения, сэр. Я вам все объясню, но сначала позвольте представить вам графа Камбра, английского вельможу.

– Шотландского, а не английского, – проворчал Буззард.

Однако на губернатора Клейнханса титул произвел впечатление, и он тут же перешел на хороший, грамотный английский, который портил лишь легкий гортанный акцент.

– О, я рад приветствовать вас на мысе Доброй Надежды, милорд. Прошу, садитесь. Могу я вам предложить что-нибудь освежающее – может, стаканчик мадеры?