Небо было усеяно огромными влажно мерцающими звездами. Слабый ветер колыхал листву.

– Как хорошо, – выдохнула Мирослава.

– Даже не верится, что жизнь конечна, – отозвался Морис, – и однажды наступил миг, когда звезды будут светить не нам и мы не услышим шепота ветра.

– Остается надеяться, что этот миг наступит не скоро.

– Да.

Утром позвонил Шура. Трубку взяла Мирослава.

– Детективное агентство «Мирослава» слушает.

– Это я, – сказал Наполеонов.

– О, Шурочка! Как прошли смотрины?

– Слав, мне не до шуток.

– Что случилось?

– Убит парень. Илья Маркович Павлов, студент.

– Вы так быстро установили личность погибшего?

– Он убит в подъезде своего репетитора. Эта женщина опознала его.

– Вот как?

– Да. Но загвоздка в том, что его просто ударили ножом в спину и столкнули с лестницы.

– Его не кастрировали?

– Нет.

– Может, это убийство из другой оперы?

– Может.

– Но тебя что-то настораживает?

– Да, – ответил он после продолжительной паузы.

– Что?

Снова пауза, и короткий ответ:

– Не знаю.

– У него ничего не взяли?

– Вроде бы нет. Деньги, ключи при нем.

– Ты хочешь, чтобы я приехала?

– Да.

Она положила трубку и повернулась.

– Что случилось? – спросил Морис, не отрывая глаз от ее лица.

– Убит юноша. Студент.

– Где?

– В подъезде своего репетитора. Скорее всего, он возвращался с урока, так как его ударили ножом в спину и столкнули с лестницы.

– Он не обернулся на шум шагов?

– Мог подумать, что это кто-то из жильцов.

– Убийство случилось вечером?

– Скорее всего. Я сейчас еду туда. Потом все тебе расскажу.

– Хорошо.

Когда Мирослава приехала по адресу, продиктованному ей Наполеоновым, следователь стоял на улице недалеко от подъезда и крутил в руках сотовый телефон.

Волгина выпорхнула из автомобиля и поспешила к нему.

– Шур, ты чего на улице?

– Решил подождать тебя на свежем воздухе.

– Его увезли? – тихо спросила она.

Наполеонов кивнул.

– Что сказал судмедэксперт?

– Приблизительное время смерти 9—11 часов вчерашнего вечера.

– Кто его обнаружил?

– Мужчина с 4-го этажа. Андрей Васильевич Павлов. На работу мужик шел, а тут такое, – добавил следователь, махнув рукой.

– Он и вызвал полицию?

– Он.

– Они родственники с убитым?

– Какой там! Однофамильцы.

– Кто его опознал?

– Пока только репетиторша его – Вилена Андроновна Оседлова. Милая интеллигентная дама.

– Кремень, а не старуха, – пробасил появившийся из подъезда Незовибатько, – даже в обморок не упала. Так, только слегка запинаться стала.

– Ты там все? – хмуро кивнул назад Наполеонов.

– Тут все, в лабораторию теперь.

– Есть хоть с чем работать? – с надеждой в голосе спросил следователь.

– Шутишь, что ли, Шура? Подъезд. Отпечатков всяких-разных за две недели не разгребем. И с чем сравнивать? Подозреваемый у тебя есть?

Наполеонов только отмахнулся.

– Вот-вот, начальство будешь разгонять, налетят, как мухи жалящие.

– Ладно, Незовибатько, иди куда шел, не трави душу.

– Мне что, – вздохнул тот и, махнув на прощанье рукой Мирославе, уселся в машину.

– Послушай, Шура, а почему его вчера родственники не хватились?

– Мать с сестрой думали, что он у девушки своей ночует.

– А девушка?

– А девушка, оказывается, уехала на дачу к родственникам, и Илья об этом знал.

– Кто тебе сказал об этом?

– Липа.

– Какая липа?

– Не та, которую обдирают, – горько усмехнулся следователь. – Девушку зовут Олимпиадой. Липой, то есть. Ты что, Островского забыла? «Свои люди, сочтемся», Олимпиада Самсоновна.

– Островского помню. Только имя Липа в наше время редкость. А что говорит старушка?

– Какая старушка?

– Репетиторша.

– А, сейчас сами к ней поднимемся и послушаем.

– По какому предмету она его репетировала?

– По химии.

Они поднялись на третий этаж и позвонили в квартиру Оседловой.

Вилена Андроновна открыла им так быстро, словно ждала их у двери. Старушка и впрямь показалась Мирославе милой. Худощавая, поджарая и вся такая аккуратненькая, как статуэтка. Волосы цвета воронова крыла облегали голову, точно шапочка, бледно-голубые глаза были похожи на старинный фарфор немецких мастеров.

Но спокойной Вилена Андроновна не выглядела, проводив гостей на кухню, она усадила их на дорогие итальянские стулья, обитые кожей кофейного цвета, сама присела на диван и без конца поправляла свою клетчатую юбку, теребила воротничок кремовой блузки. На лбу и на носу женщины выступили бисеринки пота.

Мирослава с интересом рассматривала то, что большинство россиян называет евроремонтом. И сам ремонт, и дизайн кухни явно влетели хозяйке в копеечку. На кухне, кроме дорогого гарнитура, присутствовали также кофеварка, электрический чайник, микроволновка, шикарный белый красавец-холодильник под два метра ростом. В шкафах, по предположению Мирославы, находились не менее ценные приборы и посуда. Одна только ваза, стоявшая на столе с цветами, стоила не менее двух тысяч.

– Я как вчера Илюшу проводила, так на телефоне часа два висела, – сказала хозяйка, переводя взгляд со следователя на детектива, – сначала подруга позвонила, а потом студентка попросила ее проконсультировать.

Вилена Андроновна вздохнула.

– А Илюша, выходит, все это время там лежал.

– Во сколько Илья вышел от вас?

– В одиннадцатом часу.

– Вы так поздно занимаетесь?

– Не всегда. Но Илюша был занят вечером и попросил у меня разрешения прийти к восьми часам.

– Вы согласились?

– Почему бы и нет. Я женщина одинокая. А спать я ложусь поздно.