- Все целы? – отец нашел глазами Митю на автоматоне – и шумно выдохнул. – Спирт у кого-нибудь есть?

- Heir, mein Herr! Guter deutscher Schnaps![20]–лихой старичок с готовностью сорвал с пояса фляжку.

На подгибающихся ногах отец доковылял до навьев, походя пнул сапогом прикидывающегося мертвым стражника, заставляя того ожить и торопливо отползти прочь – и принялся скупо и аккуратно поливать мертвяков из фляжки.

- Guter deutscher Schnaps! – теперь тот же возглас старичка был полон истинного трагизма.

У отца в руках ломались спички – он чиркал одной, второй, третьей, пока, наконец, на кончике не затеплился огонек… и тогда отец просто уронил спичку в спиртовую лужицу. Вспыхнул синий огонек… и побежал по тонким «дорожкам». Останки мертвяков отчаянно задергались в огне, воздух дрогнул, словно принимая беззвучный вой. И все стихло. Зато заорал отец:

- Средь бела дня! И серебро их почти не берет! Что за мертвецы такие!

- И в роще умрун средь бела дня. Ах да, простите, батюшка, я совсем забыл – я же его выдумал! – словно сплевывая, процедил Митя.

- Право же, Митя… не ко времени вы! – укоризненно пробормотал Свенельд Карлович, помогая Ингвару сесть.

Митя воззрился на него возмущенно: вы бы, господин Штольц, с братцем… спасенной царевной, нянчились, чем другим замечания делать! Даже увернуться от мертвяка не смог, не то что ударить!

Ингвар посмотрел на Митю, густо покраснел, вскочил… покачнулся… но оттолкнув руку брата, поковылял к паро-телеге, напоследок одарив Митю ненавидящим взглядом.

Тот досадливо цокнул языком: не дело, чтоб по лицу светского человека читал каждый провинциальный мальчишка. Все-таки и его самого эти мертвяки… можно сказать, выбили из колеи. Совсем как паро-телегу.

- Ingvar, mein Junge, shneller! Mal sehen was da ist![21]– старик с ловкостью обезьяны соскочил с паро-бота и заспешил к покалеченному автоматону.

- Нож ты все же носишь. – отец протянул выдернутый из борта паро-телеги Митин нож. – Только бросать разучился.

- Я боялся попасть. – очень сухо обронил Митя.

- О да, для Ингвара получить тоненький ножик в ногу, конечно, ку-уда страшнее, чем быть сожранным мертвяком. – иронически протянул отец. – Да и самому бы не пришлось гаечным ключом отбиваться.

Митя только передернул плечами: пусть думают, что он боялся поранить Ингвара. Не объяснять же, что попасть он боялся в мертвяка.

«А ведь так и убьют. – отчетливо понял он. – Вот замешкаюсь, потому что не хочу – и убьют, загрызут попросту, и не будет ни возвращения в Петербург, ни балов, ни новых жилетов от «Генри». А не замешкаюсь и упокою… Как же я попался, как жутко и глупо я попался!»

Словно в подтверждение этих его мыслей с небес донесся скрипучий каркающий смех. На фоне ярко-голубого неба парил похожий на крест крылатый силуэт. Кто-то мог бы подумать, что это орел или гриф, но Митя-то точно знал, кто там. Словно для того, чтоб развеять уж все сомнения, тварь сложила крылья, стремительно падая вниз. И распахнула их вновь только над самыми головами, обдавая испуганно присевших людей запахом нагретых перьев и раскопанной земли. Пронеслась над ними, едва не мазнув Митю по лицу краем черного одеяния. И тяжело хлопая крыльями, снова пошла вверх.

- Мара. – тяжело проговорил отец. – Да еще и рыжая. Надо полагать, та самая, что в поезде… И та… - он вопросительно поглядел на сына, вспомнив, что тот пытался рассказывать о маре в поместье.

Митя только оскорбленно выпрямился в седле и отвернулся.

- Ингвар с герром Лемке… - Подошедший Свенельд Карлович кивнул на старичка-германца, любовно заматывающего порванную мертвяком трубку на ноге паро-коня. - …ваш автоматон слегка подлатают, но этого хватит только до мастерской. Так что позволю себе пригласить вас, Аркадий Валерьянович, к нам в имение. У нас мастерская есть.

- Мда-с… Очень ваш механик вовремя появился. – пробормотала отец. – Да и вы, Свенельд Карлович, весьма… хм, сильны. Мертвяка голыми руками…

- За Ингвара испугался. – слегка смущенно ответил германец.

Митя только злорадно улыбнулся: господин Штольц думает, что батюшка ему комплемент сделал? Наивное дитя Одина! Уж Митя-то отца знал: сейчас у него в голове с неслышным шелестом обрушиваются все предыдущие построения относительно двойного убийства. И в первую очередь, что связано оно с пропавшим докладом по делам железнодорожным, а вовсе не с местными проблемами. Вместо отброшенной версии рождается новая, где есть место и мертвяку в роще, и рыжей маре, и следам паро-телег… и подозрениям к их владельцам.

Митя ухмыльнулся снова: еще злораднее. Батюшка так гордится собой: дворянство выслужил сыскным талантом, имение… А только в деле сыска никчемный светский сын его обогнал: Митя-то уже и про господина Бабайко знает… и что рыжая мара к здешним делам никакого касательства не имеет. И от Митиного расположения зависит: рассказывать отцу или нет. Он еще хорошенько подумает, стоит ли!

- Везти тела на станцию уже не имеет смысла. – продолжал отец, глядя на еще полыхающее пятно посреди дороги – все, что осталось от двух оживших мертвецов. – От них уж сама Жива толку не добьется, не то что местный малокровный целитель. Так что с благодарностью принимаю ваше…

- А багаж? – перебил Митя, только что давший зарок не говорить отцу ни слова, пока не услышит извинений. – На мне даже сейчас чужая сорочка!

- На мне, честно говоря, тоже… - отец явственно растерялся. – Право, даже не знаю… - он перевел взгляд с оставшегося без лошади стражника на урядника с его каурым.

- Я вас, ваше высокоблагородие, одних не оставлю! – мгновенно подобрался Гнат Гнатыч. –Багаж и почекать може, а з вами два паныча молоденьких. Ну как знов якась нежить привяжется? Да и третьего нашего сыскать надобно, куды он там утек…

- Може и схарчили его уже! – немедленно вставил уцелевший стражник.

- Мовчи вже, трусло несчастное! – урядник замахнулся на него хлыстом.

- А чего я мог-то, Гнат Гнатыч? У меня, вона, даже ножиков, как у их высокородия, нету.

«Потребовались ожившие мертвецы, чтоб местные начали величать отца «высокородием». – меланхолично подумал Митя.

- Придется вам мою сорочку взять, Аркадий Валерьянович! – устало улыбнулся Штольц. – Мите тоже что-нибудь подберем. Он у вас герой: не струсил, не растерялся.

- Все мои рубашки к Митиным услугам! – раздался звонкий от ревнивой злости голос Ингвара, и он выразительно оттянул рукав собственного простонародного безобразия, измаранного в пыли, копоти, и брызгах мертвяка. – Правда, все они несколько… немного совсем… в машинном масле… не отстирывается уже… - и с явным наслаждением уставился в перекошенную Митину физиономию.