— Никакую полицию мы вызывать не будем. Тела нет, значит, никакого убийства не было. И твоего художника никогда не было. У тебя просто слишком богатое воображение, Фанетта. Чересчур богатое…

«О чем это она? Что она имеет в виду?»

— Нет! — закричала девочка. — Как ты можешь?..

Мать слегка присела и посмотрела дочери в глаза.

— Хорошо, Фанетта. Я тебе верю. Но подумай сама. Если твой художник существовал и если его убили, кто-нибудь обязательно это заметит. Его будут искать и в конце концов найдут. И тогда этот человек сам вызовет полицию…

— Но…

— Это не дело девочки одиннадцати лет. А полиции и без того есть чем заняться. У них уже есть одно убийство, настоящее. Все видели тело убитого. А убийца до сих пор не найден. Мы не должны привлекать к себе внимание, тем более на пустом месте.

«Я не сошла с ума!»

— Мама, я не сошла с ума.

— Конечно нет. Никто этого и не говорит. Пойдем домой. Уже поздно.

Фанетта заплакала. Силы у нее кончились. Она позволила матери увести себя с поля.

«Он там был.

Джеймс лежал там. Он же мне не приснился! Джеймс существует. Конечно же он существует.

А мольберты? У него было четыре мольберта. И ящик с красками. И холсты! И мастихины!

Куда это все подевалось?

Все это не могло бесследно исчезнуть!

Я не сошла с ума!»

Суп был отвратительным на вкус.

Разумеется, мать стерла с грифельной доски вопросы Фанетты и нацарапала список покупок. Овощи — как всегда. Губка. Молоко. Яйца. Спички.

В доме было темно.

Фанетта ушла в свою комнату.

Она не могла заснуть. «Что делать? Ослушаться мать и все-таки пойти в полицию? Завтра?

Я не сошла с ума. Но если я пойду в полицию, мать никогда мне этого не простит. Первым делом они вызовут ее и заставят все рассказать. Мать боится полицейских. Из-за своей работы. Если хозяева домов, в которые она ходит убирать, узнают, что ее вызывали в полицию, ее уволят. Все дело в этом.

Но не могу же я совсем ничего не делать! Мысли путаются… Никак не могу сообразить…

Надо поискать самой. Понять, что произошло. Надо найти доказательства. Показать их маме. Полицейским. Всем-всем.

Одной мне не справиться. Нужна помощь.

Завтра я начну свое собственное расследование. Нет, завтра я весь день буду в школе… Сбежать не получится. Ничего, сразу после школы начну.

Позову Поля. Все ему расскажу. Поль поймет.

Я не сошла с ума».

Лоренс Серенак снял трубку. Черт возьми, кому вздумалось звонить ему в половине второго ночи? Да еще на домашний телефон? Голос на том конце провода бормотал что-то нечленораздельное. Серенак разобрал лишь два слова: «роддом» и «Америка».

— Кто говорит?

Голос зазвучал чуть громче:

— Это Сильвио, патрон. Ваш заместитель.

— Сильвио? Ты что, спятил? Ночь на дворе! И говори громче, ради всего святого, я ни черта не слышу!

— Я в роддоме, патрон. — Сильвио продолжал шептать, но старался произносить слова более отчетливо. — Беатрис в палате, спит, а я вот вышел в коридор… У нас новости!

— Так тебя можно поздравить? И ты решил поделиться своей радостью с начальством? Похвально. Передавай привет Беат…

— Да нет же! — перебил его Сильвио. — Я по делу звоню. У нас в деле новости. А у Беатрис пока новостей нет. Она решила, что у нее начались схватки, и мы помчались в Вернон, в родильный. Два часа в приемной просидели. И ничего! Сказали, что ей еще рано. С ребенком все нормально, просто срок еще не настал. Но Беатрис так нервничала, что ее отвели в палату. Кстати, она вам передавала привет.

— Спасибо. Скажи ей, пусть держится молодцом.

Серенак зевнул.

— Ладно, Сильвио, так что там случилось-то?

— А что у вас? — спросил Сильвио, пропустив вопрос Серенака мимо ушей. — Сходили в музей? Как впечатления?

Серенак чуть помедлил, подбирая нужное слово.

— Впечатления сильные. А что у тебя с Руанским музеем?

Бенавидиш тоже ответил не сразу:

— Познавательно.

— И ради этого ты будешь меня среди ночи?

— Нет, патрон. В музее мне дали кучу информации, но ее еще надо отсортировать. Пока она только вносит путаницу…

В трубке послышался топот ног.

— Подождите, патрон. Они переносят девочку на носилках, а носилки не входят в лифт…

Серенак выждал с минуту.

— Ну что там у тебя? Что за новости? Давай уже, рожай.

— Ха-ха.

Серенак вздохнул.

— Ну что там с носилками? Втиснули?

— Ага. Стоймя.

— Я смотрю, ты, Сильвио, там развлекаешься.

— Пытаюсь приспособиться к ситуации.

— Вот и молодец. Так мы что, до утра будем в викторину играть?

— Я нашел Алину Малетра.

Серенак выругался сквозь зубы.

— Секс-бомбу в туфлях на шпильках? Любовницу Морваля? Ту самую, что работает в Бостонской художественной галерее?

— Ее самую. Я не мог ей дозвониться из-за разницы во времени. А минут пятнадцать назад наконец-то дозвонился. У них на Восточном побережье сейчас около восьми вечера. Оторвал ее от коктейля.

— Так… И что же она тебе поведала?

— Об убийстве Морваля — ничего. Судя по всему, у нее железобетонное алиби. В то утро — у них был вечер — она развлекалась в ночном клубе, в Нью-Йорке. Сейчас, подождите… — Он прочитал: — «Крейзи Болдхед». Куча свидетелей. Конечно, мы проверим, но…

— Проверим, Сильвио, обязательно проверим, но ты ж понимаешь… А со стороны ее работы? Галерея, живопись и так далее. Есть связь с Морвалем?

— Она утверждает, что никакой. Вроде бы они с окулистом расстались почти десять лет назад.

— Твое мнение?

— Она очень торопилась. Поспешила закончить разговор. Сказала, что помнит немного. Например, то, что Морваль был одержим идеей раздобыть полотно Клода Моне. Но лично она не видела в этом ничего оригинального.

— Она по-прежнему работает в фонде Робинсона?

— Да. Вроде бы занимается культурным обменом между Францией и Соединенными Штатами. Организует выставки, приглашает художников, все такое…

— В какой должности?

— Она намекала, что чуть ли не на «ты» со всеми модными живописцами по обе стороны Атлантики, а в мастерские к ним ходит, как к себе домой. Но я не удивлюсь, если выяснится, что ее роль на вернисажах сводится к тому, чтобы подавать гостям бокалы с шампанским и демонстрировать свое декольте.