И тогда чуть ли не впервые Ольга вспомнила все, что с ней случилось, вспомнила Андреянова… И содрогнулась душой и телом от смутных ощущений, которые остались у нее об их встрече. Она тогда много выпила, сильно опьянела и очень хотела спать, однако так и не избавилась от скованности и страха перед мужским телом – таким настойчивым и неугомонным.

Конечно, она не была совсем уж наивной простушкой и кое-что знала об отношениях мужчин и женщин. С детства помнила недовольство мачехи отцом, который был «бревном со слишком маленьким сучком». Даже без четкого понимания смысла слов слышать это Ольге было ужасно, унизительно, стыдно, с тех пор она и невзлюбила даже разговоры «про это дело», особенно когда поселилась в общежитии трамвайного депо. Нравы там царили ну до того свободные, что ночной приход парня в комнату к девушке никого не смущал. Главное, чтобы пьянки по ночам не заводили и драки не затевали. Сколько раз Ольге приходилось просыпаться от скрипа соседней кровати или прерывистых вздохов, а то и от громких стонов! Соседки смеялись над ее замкнутостью и застенчивостью, их дружки предлагали привести приятеля и для нее, однако Ольга угрюмо качала головой и бурчала: «Вам же замуж идти, а на распробованных кто женится?!» На нее обиделись, прозвали Монашкой и отстали.

Ольга только порадовалась, что осталась в одиночестве. Все, что она знала о плотской любви, было противно… Таким оно осталось и после первого постельного опыта в ее жизни. Она отдалась Андреянову не из страсти, а из страха, что лишится крыши над головой, она пошла на это ради Жени (ради нее Ольга еще и не на то бы пошла!), однако ни мгновения удовольствия или возбуждения рядом с ним не испытала. И вот теперь, в новой своей жизни, она частенько думала, что и впрямь: все, что ни делается, делается к лучшему!

Если бы Женю не украли и не подкинули к Васильевым, пришлось бы снова ложиться в постель с Андреяновым… Почему-то он остался ею очень доволен – это Ольга смутно запомнила. А вот она радостно забыла о нем, едва покинула Фаину Ивановну, – и не вспоминала до того дня, как загляделась в магазине на чулки.

И как-то враз, как-то вдруг, мгновенно, испортилось то чудесное, блаженное настроение, в котором пребывала Ольга все эти дни, с тех пор как поселилась у Васильевых, замутилось спокойствие ее души, будто осенний ветер в разгар лета налетел на тихий пруд и поднял со дна песчаную колючую муть. Ольга вдруг страшно встревожилась: как там Женечка, которая осталась под присмотром Аси?

Анастасия Степановна очень хотела, чтобы Ольга называла ее только так, Асей, и даже не прочь была бы перейти на «ты», однако Ольге было как-то странно называть хозяина не по имени-отчеству, а с хозяйкой фамильярничать! Поэтому она обращалась к Анастасии Степановне по-прежнему, но мысленно именовала эту странную чету «Ася и Вася».

В этом не было насмешки, только ласка и любовь. Она восхищалась своими хозяевами!

Слово «интеллигенция» Ольга, конечно, часто слышала и знала, что оно означает, однако впервые встретилась, так сказать, лицом к лицу с ее представителями, которые теперь чаще назывались «служащими». Васильевы не походили ни на ее семью, ни на московских знакомых из трамвайного депо, ни на Фаину Ивановну с ее Анатолием, ни даже на учителей из школы, где она училась. Рядом с Асей и Васей ей порой вспоминались некоторые пассажиры трамвая, которые никогда не оскорбляли кондукторшу и вагоновожатого, не вступали в свары с другими пассажирами, какая толкотня бы ни царила в вагоне, и умудрялись вести себя вежливо и спокойно, даже если обнаруживали руку воришки у себя в кармане.

Такие люди с каждым разговаривали с особым, добродушным и уважительным выражением – так, словно видели в нем нечто большее, нечто лучшее, нежели то, что он сподобился выставить на свет божий. Ольге казалось, будто они наделяют каждого несуществующими, воображаемыми, прекрасными чертами, которые ему вовсе не свойственны, однако эти интеллигенты очень хотят, чтобы он ими обладал.

Уж ее-то Ася и Вася определенно наделяли множеством великолепных черт и, вполне возможно, видели в ней другого человека! В этом Ольга не сомневалась.

Они были поразительно добры и доверчивы. У них не возникло никаких, ну ни малейших подозрений ни насчет тех странных обстоятельств, при которых Ольга появилась в их доме, ни насчет удивительной привязанности, которую начала к ней испытывать Женя с первой же минуты встречи. Они приписали это опытности Ольги и только простодушно радовались тому, как повезло, что им по чистой случайности досталась такая превосходная нянька – причем именно в то время, когда она оказалась как нельзя более кстати!

Ольга изо всех сил старалась не обмануть их доверие и отблагодарить за бесконечную доброту к ней, за эти тихие домашние вечера, когда в открытые окна вливались запахи садов и веяло вечерней прохладой. Василий Васильевич брал скрипку, Анастасия Степановна аккомпанировала ему на рояле, а Женя засыпала на руках у Ольги…

Однако не все было так безоблачно в ее новой жизни…

У Васильевых имелась приходящая домработница, которая убирала дом и готовила. Это была суетливая женщина лет сорока по имени Серафима Петровна – настолько разговорчивая, что ее так и подмывало назвать болтливой. Она таяла от восторга, когда добросердечная хозяйка называла ее Симочкой и непременно отвечала бы ей тем же, зовя Асенькой, однако этого ей не предложили… Что очень польстило Ольге.

Уважая Симочку и ценя ее труд, Ася все-таки пыталась держаться от нее на расстоянии. То же самое старалась делать и Ольга.

Еще бы! Своим бесцеремонным желанием непременно сунуть нос в чужие дела Симочка напомнила ей тетю Акулю, бывшую соседку. Уже одно это заставило держаться с кухаркой настороженно и по большей части помалкивать. А когда Симочка начала с охотой рассказывать ей о хозяевах, Ольга поняла: эта особа и о ней будет сплетничать направо и налево, и малейший порыв откровенности может навлечь на нее беду. От Аси можно было отговориться тем, что ей не хочется вспоминать о неприятном прошлом – Ася такие тонкости понимала и уважала! – однако Симочке они были неведомы, она все готова была перемолоть жерновами своего ненасытного любопытства. Поэтому Ольга отмалчивалась в ответ на настойчивые расспросы Симочки и даже прежнего домашнего адреса своего Ольга не называла. Кто знает, возьмет да потащится туда Симочка, чтобы как можно больше узнать о новой няньке, которая словно с неба свалилась!

Само собой, о пребывании в доме Фаины Ивановны Чиляевой она молчала еще старательней!

В самом деле, Ольга всерьез опасалась, что неугомонное любопытство Симочки может ей очень сильно повредить в глазах ее новых хозяев, которых она успела искренне полюбить. Единственное, в чем она была совершенно согласна с Симочкой, – это в том, что и Вася, и Ася были не от мира сего, жить «как все люди» совершенно не умели, а потому о них следовало заботиться.

Для Симочки это означало – совать всюду нос и беспрестанно, хоть и в самой заискивающей интонации, указывать, что у нее в доме не так, а что не этак. Ася должна была видеть, какая Симочка приметливая, расторопная, хлопотливая – и вообще, неоцененное сокровище.