– Зачем ты тогда держишь в холодильнике мороженое?

– На случай, если ко мне случайно заглянет какая-нибудь сладкоежка.

Я не могу удержаться от улыбки:

– Этим кубикам не повредит одна ложечка. Это ведь белок, верно?

Джош смотрит на креманку и вздыхает. Берет у меня ложку и подцепляет солидный кусок.

– О боже! – Его веки трепещут.

– Ты должен каждый вечер доставлять себе какое-нибудь маленькое удовольствие. Зачем истязать себя.

– Маленькое удовольствие, да? – Он многозначительно смотрит на меня. – Ладно.

Я кладу в рот полную ложку мороженого. Она скользит по моему языку, это интимно до неприличия. Его язык, мой язык. Я облизываю ложку, Джош смотрит на меня, грудная клетка расширяется, засим следует быстрый выдох.

Джош разворачивает пушистый серый плед и накрывает им меня, я лежу, как избалованный ребенок. Он сидит на дальнем конце дивана, рядом с моими ногами, я смотрю на его профиль сбоку. Джош тянется вперед и берет медицинский учебник.

– У тебя грустный вид.

– Я… счастлив. – Выражение лица меняется, теперь на нем написано легкое удивление. – Странно.

– Зачем ты держишь у себя эти учебники? В этом очень много пенисов.

– Предполагалось, что я пойду по семейной стезе. Мне так и не удалось расстаться с учебниками. Многие из них принадлежали моей матери. Они довольно старые, но она хочет, чтобы я оставил их у себя. – Джош открывает форзац и проводит пальцем по написанному от руки имени.

Мне хочется спросить о его родителях, но я знаю Джоша: он может просто замкнуться в себе.

– Доктор Джош, доктор медицины. Ты бы стал сексологом.

– О, определенно. – Он отбрасывает книгу и начинает щелкать пультом, переключая каналы.

– У всех твоих пациенток наблюдалось бы учащенное сердцебиение.

Джош забирает у меня пустую креманку, целует под ухом. Я ловлю ртом воздух, а он с видом знатока нащупывает пульс на моем запястье.

– Ну-ка, посмотрим. Представь меня в белом халате, я засовываю стетоскоп под ворот твоей блузки.

Я почти ощущаю прикосновение ледяного диска к моей груди, поеживаюсь и чувствую, как соски у меня заостряются.

– Ты провоцируешь меня на новые сексуальные причуды, – говорю я, как отпетая острячка, но Джош улыбается:

– Наверное, я смогу поработать с этим.

Мысленно я перескакиваю к тому, каким мог бы быть наш теоретический секс. Мы целыми днями играем друг с другом в разные игры, а значит, они продолжатся и в постели. Образы обрушиваются на меня с такой силой, что я вся сжимаюсь, внутри ощущение пустоты и желания.

Его голос у меня за ухом, мы стоим в дверях его прекрасной спальни.

Во что мы сыграем теперь?

– Я бы каждый вечер притворялась, что меня тошнит.

– Каждый вечер? – Джош все еще считает мой пульс, глядя на часы, шевеля губами. Это так сексуально, что я понимаю, он учащается. Наконец моя рука отпущена. – У тебя там довольно сильно стучащее маленькое сердечко. И угрожающий случай сексуального пучеглазия. Думаю, это серьезно.

– Я умру?

– Я предписываю вам полный диванный покой под моим наблюдением. Но положение отчаянное.

– Я бы отпустила сальную шуточку по поводу твоей манеры общаться с пациентами, но в данный момент это было бы лишним. – Я снова кутаюсь в плед.

– Ты можешь представить, какие у меня манеры в общении с пациентами? В этом я был бы хуже всех. Так пугал бы людей, что они мигом бы выздоравливали.

– Поэтому ты не захотел стать врачом? Из-за ненависти к людям?

– Просто ничего не вышло. – Голос Джоша становится тверже.

– А что-нибудь в этой работе тебе нравилось?

– Бóльшая часть. Я отлично справлялся с теорией. У меня хорошая память. И я вовсе не испытываю ненависти ко всем людям подряд. Только… к большинству из них.

– А как насчет практики? У тебя был какой-то неудачный опыт? Тебя заставляли пихать пальцы кому-нибудь в задницу?

Джош смеется, хотя нос его морщится от отвращения.

– Никто не начинает практиковаться на живых людях. И на задницах тоже. Что за ум надо иметь, чтобы додуматься до такого?

– Как у кадавра! Могу поспорить, ты их видел. Как это было? – Я вспоминаю сцены вскрытия тел, которые видела в «Законе и порядке».

– Однажды мой отец… – Джош замолкает, в раздумье окидывает взглядом комнату. Я его не тороплю, и после долгой паузы он продолжает: – Мой отец, в своей великой мудрости, решил отправить меня за одним весьма неформальным рабочим опытом в свою клинику. Это было на каникулах перед началом занятий в колледже. Кое-что прошло хорошо. Меня в основном передавали друг другу доктора, которые, наверное, были слишком утомлены, чтобы отказать отцу. Но однажды после обеда отец хлопает меня по спине, представляет одному из патологоанатомов и оставляет наедине с ним.

Мне становится жутко.

– Не рассказывай, если тебе это тяжело.

– Нет, ничего. Полагаю, это было крещение огнем. Я выдержал минут пять, после чего меня стошнило. От запаха мертвого тела и химикатов у меня остался привкус во рту. Может, поэтому я начал есть мятные драже. Иногда мне не избавиться от этого запаха, он так и стоит в носу, а ведь прошли уже годы. – Джош берет мою руку и подносит к своему носу. – Твоя кожа пахнет как леденец. До той поры все принимали как должное, что я буду изучать медицину. Мой прапрадедушка был врачом, и медицина считалась призванием всех Темплманов. Но созерцание чьей-то выпотрошенной грудной клетки стало началом конца.

– Тебе удалось продержаться до конца вскрытия?

– Мне удалось продержаться еще целый год. А потом я ушел. – От этих воспоминаний Джош грустнеет и занимает оборонительную позицию. – Так ты что, пришла корить меня за неправильный жизненный выбор?

Я ловлю его пальцы и сжимаю:

– Я не хотела сегодня оказаться ни в каком другом месте. Буквально из кожи вон вылезала.

Горжусь собой, что набралась храбрости сказать это.

Джош поворачивается ко мне, и лицо его смягчается.

– У меня нога подрагивала, вот так. – Я показываю, и он усмехается. – Видел бы ты, как я сюда ехала. Я хохотала, как будто сбежала из тюрьмы. Была совершенно вне себя.

– Ты думаешь, что наконец-то спятила?

– Несомненно. Дикое желание видеть твое милое лицо совершенно переполнило меня. Энергии во мне было как в двадцати атомных бомбах.

– Думаешь, почему я так часто хожу в качалку?

Внутри меня раздувается огромный пузырь счастья. Я сажусь и прислоняюсь к Джошу, голова с легкостью укладывается в изгиб его шеи, как в колыбель. Это правда. Он подходит мне в любом месте.