Послышались шаги возвращающегося императора. Я сидела, как воспитанная благородная риэлла, сдвинув коленки вместе и сложив руки.

Константин мою позу не оценил — оплеуха наотмашь скинула меня с диванчика, как пылинку.

— За что?! Что я сделала не так?! — щека горела, и я не спешила подниматься с пола, ведь лежачих не бьют.

— Просто так. На будущее, — презрительно выплюнул объяснение императора. — Помни, ты работаешь на меня, хэмелл. Не хочешь повторения, меньше любезничай с Эвгустом. Малейшее подозрение, что ты перешла на его сторону, — и ты окажешься в руках палача. Ясно?

— Да, Ваше Величество.

Регент в изнеможении развалился в кресле.

— Завтра отправишься в Храм всех богов, старший жрец объяснит, что от тебя требуется, — проинструктировал император и лениво махнул рукой: — А сейчас убирайся.

Северная империя, Семиград,

31-й день пришествия Эвгуста Проклятого

Грязный, пропахший канализаций, магистр ордена Земли насторожено вошел в пещеру. Одного взгляда хватило, чтобы узреть картину целиком.

Смертельно раненый хранитель пребывает в состоянии стазиса. Сиелла, закрыв глаза, опирается спиной о стену пещеры, на ее коленях лежит голова спасенного мальчишки.

Следующие за Альбертом маги-боевики приступили к исследованию пещеры, а целитель — к лечению Мариона.

— Магистр, — тихо позвал магессу землевик, настороженно вглядываясь в изможденное лицо пегаса.

Сиелла не отвечала. Альберт внутренним взором вгляделся в ее ауру. Внешняя энергетическая оболочка была цела, а за внутреннюю, которую видеть, увы, не мог, он не поручился бы. Она как всегда, пренебрегла личной безопасностью, действуя импульсивно и безмозгло. Элевтийский не переставал удивляться, что она держится на посту магистра вот уже двенадцать лет. Поистине пути богов неисповедимы!

Не то чтобы Альберт мнил, что женщина не должна занимать столь высокую должность… Нет, он считал, что быть магистром не должна именно эта женщина. Такая порывистая, безрассудная и не уважающая авторитет и мудрость старших!

Теряя силы, она ввела себя в состояние, промежуточное между полудремой и исцеляющей утопией. Хоть на это у нее хватило здравого смысла.

Испытывая приступ острого любопытства, Альберт нерешительно прикоснулся к бледной щеке девушке. Обычно, в таком состоянии маги видят картины прошлого. Он должен знать все, что касалось Сиеллы. И, наплевав на этику, маг скользнул в ее грезы…

* * *

Темно-сизая полынь умиротворяюще шелестит под ногами. Теплый ветер овевает лицо и заставляет травы бежать серебристыми волнами. Терпкий запах дурманящим покрывалом укутывает землю.

Степь. Бескрайняя. Дикая. Требовательная.

Над головой безмятежное небо. Хочется раскинуть руки и кружиться, кружиться до потемнения в глазах. Потом лежать на ласковой земле и наблюдать за полетом коршуна в серой выси. Или мечтать о дожде.

Девушка подавила неуместные желания и вернулась к прерванной работе. Преклонив колени на густой ковер, в который сплелись ковыль, типчак, тонконог и мятлик, она продолжила рыть землю широким ножом. Если она не принесет нужное количество клятых корешков, шаманка опять двинет палкой по спине. Мерзкая карга…

Скоро закончиться сезон, а она так ее ничему и не научила, лишь загоняла, как рабыню. За все, что она умеет, стоит благодарить покойную мать. Словно предчувствуя скорую смерть, в последние свои дни она не отпускала дочь от себя, продолжая учить и глубокой ночью, когда бодрствовали одни часовые.

Воспоминания о недавней потере отозвались ноющей болью в груди. Вытерев рукавом запыленной рубашки синие глаза, девушка снова принялась за работу.

После смерти матери она не смела мечтать о школе магии. Старший братец, новый глава рода, четко указал на ее место. Она — лишь жалкая женщина, ее удел рожать детей и слушаться мужа.

Девушка вздрогнула — по законам степи она давно вошла в возраст невест. Вот предложит братцу какой-нибудь степняк свадебные дары — и прощай свобода!

Именно страх и толкнул девушку согласиться на ученичество у колдуньи рода. Ушлая старуха хитро пообещала передать свои знания, хотя умирать, конечно, не собиралась.

— Лазурит! — окрик младшего брата оторвал от горьких дум.

Синеглазая девушка с нежностью смотрела, как единоутробный брат, родившийся на пару минут позже ее, скачет на разгоряченном жеребце. Они не были близнецами. И внешностью похожи на родителей: брат на отца, она на мать.

Тристан спешился и взволнованно заговорил:

— Ты должна вернуться на стоянку! Твоя судьба решается!

— Моя судьба? — всполошилась девушка. — Что произошло, Трис?

Парень отряхнул с ее одежды комья земли и усадил впереди себя на лошадь.

— Братец принимает посланцев рода Лисов. Похоже, они договорились о прекращении вражды и платы за пролитую кровь. И заплатят тобой, — горько объяснил он.

— С чего ты это взял?! Братец уверил, что никому не отдаст меня, я буду следующей колдуньей рода!

Жеребец несся наравне с ветром, из-под копыт летела сухая трава, а иногда выпрыгивали испуганные сурки.

— Жена прежнего главы со злорадством открыла мне решения своего сыночка, — Тристан, как и Лазурит, никогда не называли человека, сделавшего их мать наложницей, отцом.

— Зейнар зла, ей нравится тебя расстраивать.

— Ты права, Лазурит, но мы должны убедиться.

— А ты клялся, что тот раз был последним! — возмутилась девушка и соскользнула с коня.

До стана рода Кочета оставалась пара сотен шагов. Девушка быстро поднималась на пологий холм. За возвышенностью, поросшей чахлым кустарником, в продолговатой низине, разместились шатры.

Жизнь степняков подчиняется сезонам. Когда начинает дуть ветер с севера, они ведут оседлый образ жизни. Стоит принести ветру на своих крыльях нежные ароматы из пробудившейся пустыни, и род снимается с места. Главное их богатство — табуны быстроходных, выносливых лошадей. Но не брезговали мужчины и работой проводниками через пустыню, и даже разбоем.

Лазурит, спустившись с холма, ждала брата у камня похожего на заснувшего великана. Ее поспешность вознаградило зрелище драки каменисто-серых ящериц.

Стремительно наскакивая друг на друга, каждая старался схватить противника за шею или затылок, чтобы перевернуть на спину. Однако они достойны друг друга. Один из самцов раскрытой челюстью попал в пасть другого — и ящерицы исступленно покатились по траве.

Когда Тристан, стреножив жеребца, подошел к сестре, ящерицы в полном изнеможении замерли в прежней позе. Услышав шелест осыпавшихся под ногой человека камней, более слабый самец вырвался из схватки. И ящерицы дружно юркнули под камень.