– Помните, что, в отличие от малолетней выскочки из Яса, вы, Халий, каждым неосторожным словом и дерзким выпадом рискуете весьма большим наследством, – напомнил царь и степенно покинул зал, сделав по дороге какой-то непритязательный жест сенешалю.

В ход пошли шлюхи.

Змей, наблюдая за Бану, ярился зверски. Когда бывшая ученица опять зашлась от хохота и какой-то белобрысый хмырь, наконец решившись, осторожно положил ей руку на плечо, Гор отбросил собственный кубок, вскочил и грозовой тучей пронесся по залу. Широко расставив ноги, он затормозил прямо перед Бансабирой с Гистаспом, заставляя их посерьезнеть. С удовлетворением отметил, как внезапно изменились глаза женщины, вздернул голову и, глядя сверху вниз, бросил:

– Черный. Черные штаны идут тебе больше.

Гистасп, нахмурившись, перевел взгляд на таншу, на незнакомца и обратно. Охрана за спиной Бану (четверо телохранителей во главе с Раду) оголила клинки из ножен на ладонь. Бансабира сделала останавливающий жест, глядя Гору прямо в глаза и размышляя над тем, как можно было ляпнуть что-то настолько дурацкое. Тот держался, вызывая, и Бансабира нашла нужным встать, чтобы сравняться с ним хоть как-то, несмотря на существенную разницу в росте. Гистасп подскочил тут же.

– Больше мне идет быть голой, – медленно ответила танша, подбирая слова. – Но это не повод еще сильнее портить отношения со здешним владыкой.

– Дерзишь? – Сам Гор был облачен в черные штаны и рубашку, дорогущий пояс из тончайшей кожи с расшитыми ножнами и кинжалом из мирасийской стали в них. Оценив, что каждый рубин, символ дома Далхор, в рукояти размером с горошину, Бану не удержалась от издевки.

– Этот кинжал, – протянула она, кивнув на оружие. – За него ведь деревню можно купить, не так ли? Где ты его достал?

Гистасп приблизился к Бану со спины почти вплотную, зная, что танша не одобрит, и не сводил с незнакомца глаз. Тот только расхохотался:

– Приходи завтра к конюшням в полдень, покажу где.

– За час до полудня переговоры.

– Ну так уйди, – как ни в чем не бывало пожал плечами Змей. – Я расскажу тебе потом, чем все закончится.

Женщина едва открыла рот, чтобы что-то ответить, как Гор перебил:

– Ты же понимаешь, – шепнул совсем тихо, так, чтобы слышала только Бану. Понимаю, подумала женщина, не кивнув: разговора не избежать.

Змей ушел, не дав опомниться. Гистасп едва не чесался от любопытства, но спрашивать не стал.

Бану ушла вскоре после разговора, оставив большинство своих попутчиков «разминать кости в женском обществе». Трезвая часть охраны вместе с Гистаспом довела ее до покоя и стала стражей снаружи. Оставшись одна, Бансабира села на подоконник меж открытых ставен, положив одну из рук на согнутое колено. В душе волнами Великого моря вздыбились самые смешанные чувства. Нет, ничего даже отдаленного с тем, что Бансабира испытывала к Маатхасу, в сердце не разгорелось при встрече с Гором, однако она явно чувствовала больше положенного: тревогу, смятение, ужас, растерянность. Раньше Бану частенько ловила себя на желании увидеть наставника вновь. Казалось, пересечься с Гором еще хотя бы раз стоило непременно: спросить, какого лешего он поступил так, как поступил, сказать, какой он в самом деле непроходимый ублюдок и идиот, пожелать всех благ и понять, что наконец все закончено, точка поставлена и больше присутствие Гора никогда не омрачит ее жизнь.

И вот – встретились. «И что дальше?!» – мысленно прокричала Бансабира самой себе. Стало очевидно, что в лоб не спросишь, в лоб ничего не скажешь. Потому что от прямого взгляда Гора горло сковывало каленым железом. Будто она опять была восьмилетней, будто только вчера он выжег на ней рабское клеймо.

Гистасп ушел к себе, проводив таншу. Зашел в покой, запер наглухо тяжелую дверь… и упал на колени.

Эти ее дурные зеленые глаза.

Эти прямо развернутые нежные плечи.

Белая кожа, от которой сегодня пахнет чабрецом, и шрамы, выдающие ее непростой характер.

Эти ее крутые бедра и стройные оголенные платьем ноги…

Которые так и звали к тому, чтобы раздвинуть их, повалив таншу на жесткий пол, и взять все, от чего уже сил не было держаться!

Закусив губу, Гистасп потянул завязки штанов под кафтаном, запустил руку внутрь, потом остановился и оделся обратно. В зале еще оставались шлюхи.

Выйдя из пиршественной залы, Змей бросил командный клич среди подчиненных и уже через два часа просил внеурочной аудиенции царя.

Наутро Алай Далхор сказался серьезно больным, и переговоры было решено отложить.

В девять утра Змей вновь постучал в кабинет царя и, получив разрешение, вошел. Он накопал не так уж и много на ясовцев, зато о Бану мог рассказать многое и, кажется, решился это сделать. К удивлению, царь обнаружился не один, а в компании Яфура Каамала.

Кабинет этот был самым обычным – просторным, достаточно светлым, с небольшим высоким столом, не рассчитанным на крупные сборища, на котором стояли серебряный графин с несколькими стаканами и лежал какой-то пергамент.

– Проходите, Змей, – позвал царь и вернулся к разговору с гостем. Судя по тому, что Гор услышал, Далхор не смог дождаться его новостей и вчера вечером попросту спросил того, кого счел нужным. Что ж, терпение в ожидании никогда не было сильной стороной Стального царя.

– Я все-таки не понимаю, – твердил Алай, искренне хмурясь от усилий разобраться. – Ну вы же должны были выехать с каким-то распоряжением?

– Не совсем так, ваше величество, – уклончиво и терпеливо отозвался Яфур. Гор устроился по левую царскую руку. – Если позволите, я объясню.

Алай кивнул, с сомнением глядя на собеседника.

– Каждый из двенадцати танааров Яса некогда был самостоятельным княжеством, полагаю, вы слышали. – Алай подтвердил. – Поэтому положение танов в Ясе весьма высоко. Кроме того, в нашей стране есть несколько правил относительно свадеб. Например, о том, что земной женой может быть только женщина одного с мужчиной сословия.

– Земной женой?

– Если вкратце, матерью наследников, которой в случае безвременной кончины мужа доверяется быть регентом при малых детях. Так тан или ахтанат может жениться только на тану, танин или госпоже танской крови, то есть племяннице действующего тана. Но, видите ли, в чем дело, семья раманов, правителей, в Ясе одна, и равных им нет. Посему чаще всего ахрамады, будущие раманы, тоже женятся на танин. Это вполне логично, учитывая, что каждая танская семья издавна так же знатна, как и Яасдуры, которые некогда смогли усмирить вояк магией жрецов, поэтому такое положение вещей всех устраивает. То же самое относится к ситуациям, когда в качестве будущей раману избирается девица из рода Тайи или Сирин – они носительницы древнего знания Праматери, лучшего для династии и желать нельзя. Однако, когда речь заходит о чужестранках, в силу вступает необходимость согласия большинства.