Еще одним шпионом был, вероятно, англичанин Элдон Раттер. Он составил одно из самых подробных описаний Мекки и Медины. «Священные города Аравии» буквально сметали с книжных полок. Уникальность работы Раттера заключалась в том, что он впервые проник в Хиджаз с юга. Все остальные искатели приключений прибывали с севера.

* * *

* * *

Раттер отмечает угасание и запустение Мекки. В начале XX века гигантскую Аль-Харам обслуживают менее 200 человек. Это несравнимо с прошлым великолепием. «Прежде было более 100 имамов и проповедников, 100 преподавателей религиозных предметов, 50 муэдзинов и сотни чистильщиков, уборщиков, привратников и водоносов близ источника Замзам». Каабу охраняют чернокожие евнухи. Они выполняют полицейские функции и могут выгонять женщин из Запретной мечети, поскольку «не являются мужчинами в полном смысле слова». Для мусульманина позорно дотронуться до женщины, которая не является его супругой или близкой родственницей. Мекканки тоже хороши: они зачастую являются в Аль-Харам «в непристойном одеянии или грязными»[23].

Вообще, в Городе Аллаха царит свобода нравов. Но Раттер уповает на святость этого места и приводит слова улемов: «То, что является грехом в Каире, является трижды грехом в Мекке, то, что было дурным тоном в Багдаде, является произволом в Мекке». Подобные цитаты перемежаются описаниями сцен пьянства, насилия, разврата, глупости и жестокости. Например, богатые мекканцы тратят свои доходы на содержание гаремов – «дорогих учреждений, которые, как ни странно, состоят из жен, мальчиков-рабов и девочек-рабынь, в дополнение к мужской прислуге». Раттер рассказывает о процедуре кастрации, о покупке невольников, об азартных играх и т. д. В его словах сквозит недоумение: как все эти пороки и преступления допускаются в священном городе?[24]

Слова Раттера подтверждает паломник из России, совершивший хадж в 1898 году: «Умственная жизнь этого способного и симпатичного народа [мекканцев] не только не подвинулась вперед со времени той славной эпохи, когда арабы стояли во главе цивилизации, но, наоборот, пошла назад, и те науки, которые они когда-то создали и разрабатывали, теперь уже совершенно преданы забвению; простая грамотность, и та имеет очень ограниченный круг распространения, и громадное большинство почетных мекканцев, служащих руководителями паломников при совершении обрядов хаджа, не умеют ни читать, ни писать. В местных медресе, как, впрочем, везде в медресе, преподают одни духовные рутинные науки в мельчайших и ненужных их подробностях, пренебрегая и такими необходимыми предметами, как, например, арифметика и география…»

Снук-Хюргронье, Вейвелл, Бертон, Раттер и прочие европейцы, посетившие Мекку, превосходно владели арабским. Они много знали об исламе и о местных обычаях, носили арабскую одежду и отзывались на мусульманские имена. Полиглот Бертон выдавал себя то за перса, то за афганца, Раттер – за сирийца. Вейвелл путешествовал с османским паспортом в сопровождении двух мусульман – кенийца и араба из Алеппо. Но не только Голландия и Великобритания посылали в Хиджаз своих тайных агентов. В игру включилась Франция, владевшая колониями в Северной, Западной и Центральной Африке. Спустя 10 лет после визита Снук-Хюргронье французы отправили в Мекку выдающегося фотографа Жюля Жерве-Куртельмо-на (1863–1931).

В городе, запретном для кяфиров, следовало вести себя очень осторожно. Жерве-Куртельмон, по его собственному признанию, постоянно нарушал это правило. Он был невероятно бестактным и неловким. Его проводник, остроумный араб Али, неоднократно отводил от своего протеже все подозрения. Несмотря на трудности, Жерве-Куртель-мон сделал несколько отличных фотографий Мекки. Его снимки были опубликованы во французском журнале L’lllustration в 1897 году.

Вейвелл оказался первым европейцем, оценившим все удобства Хиджазской железной дороги. По итогам хаджа 1908 года он написал книгу «Современный паломник в Мекке и осада Саны». Эта работа весьма любопытна. Так, Вейвелл обнаружил, что далеко не на всех мекканских открытках изображены безобидные виды города и сцены паломничества. В книжной лавке около главных ворот Аль-Харам ему показали несколько карточек, которые «в Англии не рекомендуется использовать для переписки». Думая, что посетителя интересуют более дерзкие иллюстрации, хозяин пригласил Вейвелла внутрь и «достал альбом с фотографиями, характер которых не следует указывать». Клиентами книжных лавок были иностранцы и паломники. Сами мекканцы не любили читать.

Единственной книгой, которую читали все жители Мекки, был Коран. Образованным человеком считался тот, кто знал его наизусть и мог изящно писать аяты. Следовательно, образование сводилось к чтению и каллиграфии. В возрасте 3–4 лет детей устраивали в традиционную кораническую школу (куттаб), где единственной способностью считалась хорошая память. Над учениками открыто издевались. Самые жестокие наставники пользовались большим уважением. Саудовского историка и журналиста Ахмада Субайи привел в куттаб отец. Школа находилась на улице аль-Шиш недалеко от квартала Мудда. Отец передал ребенка учителю со словами: «Плоть и сухожилия для вас, а кости – для нас. Впрочем, вы можете переломать ему и кости, все равно они срастутся».