В ответ в Эдинбурге уполномоченные, представлявшие петиционеров, составили Национальный ковенант, в котором восстановили заповеди Шотландской церкви. В одной статье Ковенанта указывалось, что нововведения в англиканскую молитвенную книгу «ощутимо ведут к восстановлению католицизма и тирании, к подрыву и разрушению истинной реформатской веры, наших законов и вольностей». На самом деле люди восстали не против самого короля, а против альянса светской и церковной власти, который он стал представлять. Теперь петиционеры связали себя с Богом священным договором, как когда-то народ израильский, приняв на себя недвусмысленные моральные обязательства следовать воле Божией. «Ходи предо Мною и будь непорочен… и поставлю завет Мой между Мною и тобою» (Быт. 17:1–2). Национальный ковенант торжественно пронесли по улицам города в сопровождении толпы женщин и детей, которые то радовались, то рыдали.

Шотландцы, вслед за жителями Эдинбурга, сотнями и тысячами подписывали Ковенант, заявляя, что предпочтут умереть, чем принять новую литургию. Они поднимали правую руку к небесам и только после этого брались за перо. Многие ортодоксальные шотландские епископы бежали в Англию, вместе с архиепископом Сент-Эндрюса Джоном Споттисвудом, горестно стеная, что все их «труды за последние тридцать лет теперь пошли прахом». Причиной стала попытка короля руководить подданными теми же средствами, что он управлял своим конем.

Реакция людей была разной. Великий французский министр Ришелье проявил готовность поддержать и даже помочь шотландским мятежникам, исходя из того, что чем больше проблем у короля Англии, тем лучше для Франции. Карл, в свою очередь, не хотел, чтобы мир считал, будто часть его подданных отвергает его власть: всю свою жизнь он боялся показаться слабым. Английские оппозиционеры, уже взвинченные судом над Джоном Хэмпденом, приветствовали дерзкие действия шотландцев. Многие из них надеялись, что шотландскому примеру последуют и у них дома. В памфлетах и листовках, разлетавшихся по лондонским улицам, можно было прочесть самые пылкие порицания политики короля.

Лод писал Вентворту: «Моя душа тревожится и предчувствует, что нас ждут немалые беды». Сам Вентворт побуждал короля предпринять более жесткие меры. Он считал, что если не «наказать должным образом» самонадеянность и браваду шотландцев, то никто не знает, как широко может распространиться болезнь неповиновения. Некоторые уже подозревали, что столкновение близко. Когда в 1638 году один религиозный человек в деревеньке Холт графства Уилтшир обнаружил у своих дверей нищего, он отказался подать ему милостыню, сказав: «Скоро тебя призовут на войну, и ты будешь сражаться против нас».

В конце ноября в кафедральном соборе Глазго состоялась Генеральная ассамблея пресвитарианской церкви Шотландии. Епископов обвинили в превышении правомочий. Маркиз Гамильтон присутствовал на ассамблее как представитель короля. Он сообщил своему монарху, что его «душа никогда не печалилась так сильно, как при виде этого зрелища: ни одной мантии во всем собрании, много мечей, но еще больше кинжалов – большинство из них оставили дома свои ружья и пистолеты». Проголосовали, естественно, против приказов и пожеланий короля. Гамильтон сразу распустил ассамблею, но, после того как он покинул храм, делегаты продолжили дебаты. Они также приняли резолюцию, объявляющую, что Шотландская церковь отделена от светской власти, лишая таким образом Карла верховной власти в отношении религии, на которую он ранее претендовал.

В течение следующих трех недель делегаты ассамблеи пересмотрели весь обряд шотландской веры, установленный для них в последнее время: новую литургию отменили, епископов отлучили от Шотландской церкви. Шотландия не признала королевский приказ.

Теперь подготовка к войне активизировалась. Король приказал отправить конвой с военными поставками из Тауэра в Халл, хотя маркиз Гамильтон советовал ему взять под контроль также укрепления Бервика, Карлайла и Ньюкасла. Лорд-лейтенантам графств приказали провести смотры местного ополчения, чтобы привести в готовность к боевым действиям. Командиры шотландцев, в свою очередь, разделили страну на семь военных округов для сбора рекрутов. Уполномоченные также предписали шотландским солдатам, сражающимся в наемных отрядах за дело протестантства в Германии, вернуться домой на более важную для своей родины войну. Их генерал Александр Лесли понимал, что они принесут с собой новые формы военной подготовки и знания, полученные от голландских и шведских командиров. Предполагалось, что шотландцы соберут значительно более профессиональную армию, чем их английские противники.

Были замечены и различные предзнаменования. Дворянин из Йоркшира сэр Генри Слингсби записал в своем дневнике старинное пророчество о том, что после побед над саксами и норманнами шотландцы следующими одолеют англичан. Люди видели необычные вихри и молнии. Генри Гастингс сообщал своему отцу, что однажды в восемь часов вечера облака разошлись и открылись видения, похожие на «солдат с копьями и мушкетами, но вдруг картина стала меняться: они возникли в виде двух отрядов вооруженных людей, послышался грохот, засверкали молнии, и из облаков поползли полосы дыма». Собирались духи войны.

В начале 1639 года Карл разослал солдатам своего государства приказы собраться к нему в Йорк. Пэрам королевства следовало явиться лично вместе со свитами, подобающими их положению. Подготовленным отрядам (местное ополчение, составленное из горожан) Севера требовалось прибыть под командованием лорд-лейтенантов своих графств. Остальные солдаты были мобилизованы в основном в центральной части страны. Раньше они были пахарями, возчиками, кровельщиками и не испытывали никакого желания воевать. Необученных и неэкипированных, их посылали в незнакомые районы страны бороться за дело, о котором они знали мало или вовсе ничего.

Солдаты, призванные из Херефордшира, напали на офицеров, ранили их, а потом разошлись по своим городам и деревням. Другие новобранцы принялись грабить селения, через которые проходили. Они сносили ненавистные изгороди, разделявшие прежде общую землю; они сжигали тюрьмы и освобождали заключенных, многие из которых сидели в тюрьме за отказ платить налоги королю; она нападали на студентов Оксфорда; те, кто были пуританами, разрушали в церквях алтари и алтарные преграды. Они, как сформулировал военачальник роялистов лорд Конвей, «больше подходили для Бедлама или Брайдуэлла» (то есть «для психиатрической больницы или тюрьмы»), чем для королевской военной службы.

Пэры и дворяне, связанные с королем старыми ленными обязательствами, тоже не желали рисковать собственной жизнью за дело короля. Многие из них сослались на болезнь, но большинство все-таки отправилось в Йорк, хоть и неохотно. Если король потерпит поражение, шотландские ковенантеры, возможно, пощадят их имения и саму жизнь; если же король победит и станет абсолютным монархом, то их вольности окажутся в еще большей опасности. Перспектива созыва нового парламента, например, будет еще более туманной. Пуританская партия в особенности не имела оснований и желания воевать против шотландских единоверцев. Это было бы актом предательства беспримерного масштаба. Многие из них считали, что эта война ведется в интересах епископства, что ее главная цель заключалась в восстановлении полномочий епископов в Шотландии. Война получила название Bellum episcopale (Епископская война) и по этой причине стала еще более ненавистной всему народу.