так в руках и не подержала, Митя ко мне не вернулся из Ленинграда.

И протягивает мне студентик эту «Ракету» с ушками под браслет и говорит: дедушка умер. А у меня руки дрожат.

Елена Куприянова. Короткая дорога

Анка опаздывала и решила срезать. На перекрестке – весь в ржавых пятнах, без колес, но такой же величавый, как на дорогах из детства, – стоял «ГАЗ-21». Анка залюбовалась, достала телефон, стала щелкать. Но тут же спохватилась и пошла в ту сторону, куда смотрели подбитые фары – вниз по незнакомой улице.

Тот, кто поставил здесь «Волгу» с табличкой «Я не хлам, я продаюсь», видимо, знал, что там дальше, в пологом овражке. Зажегся красный фонарь. Анка остановилась перед узкоколейкой. Мимо грохотала и плыла – во взмахах рук, в изломах всей нескладной фигуры вожатого деда Вити, сажавшего ее, малявку, на ящики прокатиться, – настоящая дрезина. Анка завороженно смотрела вслед, пока телогрейка деда Вити не потеряла ватные очертания, превратившись в робу с эмблемой «Мостмост» на спине молодого парня. Дрезина завернула за угол дома с выбитыми стеклами. Что здесь было? Завод? А это его общежития до сих пор стоят брошенными гигантами?

…Опомнилась, перешла на другую сторону, там обычные пятиэтажки, ничего интересного. Кто-то жарит картошку, и как будто это картошка с грибами, хотя грибов там может и не быть, только лук и постное масло. Бабушка всегда готовила к ее приезду что-то вкусненькое, и, еще только сойдя с электрички в Косино, Анка тянула носом воздух – картошка или пирожки с капустой? К ароматам еды из пятиэтажек примешивался запах старых квартир, где живут старые люди, и вещей, которыми пользуются всю жизнь, ничего не выкидывая, потому что нового не купить. Когда бабушка умерла, Анка нашла сундук со своими подарками – нераспечатанными, ненадеванными, отложенными то ли до лучших времен, то ли на черный день. Боже мой, Аня, кто-то просто жарит картошку…

…Слева школа с кубиком Рубика в человеческий рост у входа. Она собирала его быстрее всех в классе. Мальчишки завидовали, доводили ее: «Анка – жирная пулеметчица!» А она била их портфелем, стараясь попасть по голове. Справа указатель на типографию. Два этажа, окна заколочены. Написано, что здесь печатали листовки для трех русских революций. В кармане ожил телефон:

– Ты где?

– Я бегу! Близко, пятнадцать минут!

…Завернула во двор типографии. Внутри было еще лучше, чем снаружи: никакого новодела. Одно крыло жилое, другое совсем заброшено. Табличка над крыльцом: «ОКО «Факел». Комплексное решение проблем не разрешающего контроля». Боже, что это?

– С облегчением! – непричесанная бабка свесилась со второго этажа.

Анка не поняла:

– Вы мне? Вы про что?

– А про то! Ты чего сюда шастала, просто так, что ли?

До Анки дошло, и она обиделась:

– Памятник архитектуры осматриваю! Заброшенный. А вы чего тут висите?

Бабка смягчилась:

– Я сторожу. Не заброшенный вовсе. Сюда много народу ходит, – бабка ткнула пальцем в сторону «не разрешающего контроля». – Теперь не поймешь, чего ходят, а раньше народный суд был, «воронки» ездили. А там вот склад фармацеи, – бабка ткнула в другое крыло, – будет, когда сремонтируют.

– Ясно, бабуль. В туалет надо в «Макдак» шастать, запомните, если что!

…И выскочила из двора. Телефон разрывался:

– Ты где?

– Да, я… наткнулась… тут такая прелесть!

– Ань, прошу тебя! Только не надо ничего фотографировать!

Анка дала отбой и побежала…

…Влетела в купе – и поезд тронулся. Сережа сидел прямой, бледный. Анка плюхнулась напротив, вращая глазами и пыхтя. На столике у окна стояли два стакана в подстаканниках, звенели ложечками. Анка схватила один, вытряхнула стакан из подстаканника, кинула подстаканник в рюкзак:

– Давно хотела домой стырить. Обожаю!

– Ань, скажи мне. Что за секреты? Зачем мы туда, вообще, едем?

Анка затараторила:

– Я хотела – сюрприз. В «Русский музей». Давно хотела, все времени не было. У меня там прапрадед висит. Или прапрапрадед. Путаю все время. Там «Военный совет в Филях» висит, оригинал, там мой, этот – прапра, в общем, дед. Генерал. Ну, вот… Сюрприз.

Анка выдохлась, замолчала, опустив плечи. Глупо все как-то. Зачем, действительно, они туда едут? Сдернула Сережу. Картину и на экране можно посмотреть. На большом.

Сережа улыбался. На столике лежала синяя коробочка. Он пододвинул ее к Анке.

Анка открыла. Ух, какое массивное. Сейчас такие не носят. У ее матери было похожее, оно лежало в секретере после ее смерти, а потом пропало – то ли они с братом просрали в переездах, то ли отец продал. Ведь ничего из маминых драгоценностей не осталось, куда они все подевались?

Анка открывала и закрывала коробочку. Открывала и закрывала. Коробочка щелкнула и перестала открываться. Анка, не глядя, сунула ее в рюкзак.

– Сереж! Я тебя на четыре года старше. И я знаю, что такое дрезина. Представляешь? Я помню, как собрать кубик Рубика. Ты можешь найти себе молодую девушку!

Анка тащила коробочку из рюкзака, но та застряла в подстаканнике и не вынималась.

– Видишь ли, Аня. Американская бабушка завещала мне обязательно жениться на русской дворянке. А то – тю-тю мое наследство. Ну, я долго искал. Никого не нашел. И тут… Ты со своим генералом. Такое откровение.

Анка бухнула на столик коробочку прямо в подстаканнике. Выудила из рюкзака косметичку и рванула из купе.

– Куда? Я пошутил, если что! – Сережа хватал Анку за руки. Она уворачивалась, бежала по коридору.

– А вот жаль! Я всегда мечтала! Хоть раз – за богатого!

Анка влетела в туалет, хлопнула дверью. Сережа ломился:

– Ань, не запирайся! Пусти меня!

– Я чищу зубы! Вдруг кто-то захочет меня поцеловать?

Из купе высовывались любопытные головы. С другого конца вагона переваливалась толстая проводница в тапках:

– Граждане, только же ж отъехали! Фирменный поезд, как не стыдно!

Сережа уже шел навстречу проводнице, растопырив руки, как будто собирался обнять ее:

– Мадам, чайку! В пятое купе. И шампанского!

Проводница вдохнула побольше воздуха, но Сережа ее опередил:

– А шампанского – во все! Начиная с вашего!

И все-таки обнял.

Елена Ивченко. Владение техсредствами

– Ах ты ж…! – Ника ударила по тормозам, пропуская наглый «пыжик». Дворники мерно скребли по стеклу, серый мокрый день безвольно превращался в вечер. Яндекс обещал тянучку еще на пару километров.

– Осторожно, впереди выбоина, – меланхолично сообщил навигатор.

– Ого, это что-то новенькое, – хмыкнула Ника и свернула с Кирилловской на Заводскую. – Умный в пробку не пойдет, умный пробку…

– Впереди дорожные работы. Движение перекрыто.

– Вот блин! – Ника тормознула, высматривая, где бы развернуться на заставленной машинами улице.

– Вы находитесь в тупике!

– Без тебя знаю, – «Опель» скрежетнул пузом о бордюр и затих. Ника выползла из машины, вдохнула