— Ладно, уговорила. Только не теряйся, звони. Или хотя бы скидывай сообщения, что ты жива-здорова. И глядя на твою физиономию, лишний раз убеждаюсь, что моя паника была не напрасной.

— Извини. Кстати, твоя чуйка, по правде, немного пугает, — несмело улыбнулась ей.

— Чего уж там. Жаль, что она включается «после», а не «до».

— Обещаю писать ежедневно.

— Если не напишешь или не позвонишь, я вызову полицию и помчусь тебя спасать, — хотела возмутиться излишнему рвению подруги, но не успела, — и я начинаю срочные поиски адвоката, на всякий случай, — напоследок Марина резко высказалась и прервала звонок, не прощаясь.

Весь день я снова просидела взаперти, не спускаясь более вниз. Правда взаперти теперь не получится. Сорванный вчера, благодаря усилиям Геры, замок никто восстанавливать не собирался. Хорошо хоть дверь не слетела с петель и её можно было просто прикрыть, дабы не светить спальной обстановкой. На обед не выходила, чтобы не пугать тётю Машу своим внешним видом. Как никак Гера её родной племянник, чтобы у нас с ним не происходило, я ни в коем случае не хотела стать причиной вероятной вражды между ними. Тем более, по сути, она заменила ему родителей.

Вечером после душа я снова завернулась в махровый халат и спряталась в одеяльном коконе. Спать не хотелось, поэтому я включила телевизор и на бесшумном режиме переключала каналы, бездумно рассматривая картинку за картинкой. Гера вернулся, когда комната погрузилась в темноту.

— Привет, малышка. Почему не включаешь свет?

И вот не было ни малейшего желания разговаривать после случившегося, но, когда он превращался в прежнего себя, внутри всё дрожало и переворачивалось от тоски…

— Телевизора достаточно.

— Пойдёшь ужинать?

— Нет.

— Я принесу сюда.

— Не утруждайся, я не голодная.

— Ты не обедала и не ужинала. Тем более мне не в тягость.

Я ничего не ответила, потому что знала, он всё равно поступит по-своему. Через полчаса Гера вернулся со вчерашним бульоном, дополнив его салатом. Не говоря ни слова, подложила подушки под спину и съела всё принесённое, аппетит явно восстанавливался быстрее меня, потому как салат тоже оказался сметён подчистую. Муж в это время сидел рядом и молча смотрел как я ем, даже не сыронизировал по поводу опустевших тарелок. А после также молча протянул таблетки и стакан воды.

Пока он отсутствовал, а из ванной комнаты доносился шум льющейся воды, я надеялась на быстрый сон. Но в отличие от вчерашнего дня, сегодня мне не удавалось скрыться от нелёгких, гнетущих воспоминаний. Тем не менее стресс оказался сильнее, и я очнулась от дрёмы, когда Гера лёг в кровать, подтягивая меня ближе к себе, после чего принялся осыпать лицо невесомыми поцелуями, в перерывах шепча: «Прости, Мирочка, малышка моя маленькая. Прости». А когда я недовольно заворочалась, то пристроил мою голову у себя на плече, обернул кольцо рук вокруг меня и, зарываясь в волосы губами, продолжал тихо, едва различимо бормотать: «Что же я натворил? Прости, родная. Ты только прости…»

Следующая неделя могла стать вторым медовым месяцем, если бы не моё скверное самочувствие. Неожиданно Гера наотрез отказался выходить на работу, без малейшего сожаления свалив все рабочие дела на Прохора, и целыми днями проводил время со мной. Поначалу я чувствовала себя напряженно, не могла расслабиться рядом с источником угрозы. Гера замечал мою скованность, хмурился, иногда даже ругался сквозь зубы, но тем не менее ещё сильнее и крепче меня обнимал, прижимал к своему горячему телу, успокаивал поглаживаниями, заново приручал, утягивал в свою жестокую воронку, на дне которой сейчас по случайному стечению обстоятельств отсутствовал лёд (морозилка вышла из строя?). Но я слишком хорошо помнила, как выглядел его лёд, облитый ненавистью. При всём том постоянное присутствие мужа рядом сказалось положительно. Выздоровление шло гораздо быстрее, чем если бы я варилась в котле тягостных дум в одиночку, и отрицать данный факт было бы глупым с моей стороны. Я понимала, что зависима от него. И речь вовсе не о финансах. Я дышала глубже после его бережных поцелуев, я спала крепче, если он обнимал меня всю ночь напролёт, я верила в лучшее, если его глубокая синева смотрела на меня с осознанием вины, но при этом искрилась нежностью.

Я помню всё, что он сотворил со мной, когда возненавидел, и я помню всё, что мы творили друг с другом… когда думали, что влюблены.

Глава 14

Всё это было — твёрдая рука

И полувиноватая улыбка,

Но делать нечего, и пусть пока

Всё это именуется ошибкой

Жестокой…

А. Ахматова, 1962

— Я набрал тебе ванну. Вода не очень горячая, как ты любишь, поэтому не задерживайся, — сообщил муж, вскоре по возвращению с прогулки на свежем воздухе. Так-то гуляли мы вдвоём, но тётушка отвлекла меня вопросами, и я ненадолго задержалась на первом этаже.

— Спасибо, я мигом.

Быстро разделась и прошмыгнула в ванную комнату, чтобы через мгновение погрузиться в ароматную пену и тут же уйти под воду с головой. Я не часто пользовалась нашей домашней джакузи, но даже если это происходило, то почти никогда не включала режим пузырьков, предпочитая ароматизировать и смягчать воду солью и пеной. А в основном мы с Герой оба выбирали обмыться по-быстрому под душем, чем долго нежиться в ванной. Но сегодня приятной температуры вода расслабляла нуждавшееся в отдыхе тело.

Лёжа на дне и открыв глаза, я наблюдала за тонкой струйкой пузырьков воздуха, стремящихся ввысь и покидающих меня навсегда. Пышная пенная шапка надёжно укрывала от внешнего мира своей расплывшейся и неподвижно застывшей массой на поверхности воды. Мысли застопорились, превращаясь в монолит, наподобие пены, за которой я следила отстранённым и безучастным взором. Сердце поначалу грохотало гулко, быстро, ведь я давно под водой. Но затем успокоилось и чем сильнее замедлялся стук сердца, тем тяжелее ощущалось тело, но разум делался в противовес, словно невесомей. Странное чувство, когда осознаешь себя самой собой, но при этом смотришь будто со стороны, безмолвно вопрошая: «кто ты… где ты… и почему именно ты?»

Жжение в лёгких из-за нехватки кислорода отошло на задний план. Что значил незначительный телесный дискомфорт, по сравнению с минутой, когда душа перестала дёргаться в невыносимой агонии, а наоборот, будто замерла и притаилась выжидая. Одно краткое мгновение, не подчиняясь законам вселенной, для меня растягивалось в бесконечность.

— Что ты творишь, идиотка? — недовольный, злой крик раздался совсем рядом, когда чьи-то сильные руки вытянули меня на поверхность. — Мира, что ты задумала?! — сердитый голос не пугал, но после