Он достал пистолет. От него шарахнулись прохожие. Кто-тогромко закричал. Агаев увидел, как Дронго остановился. Замерли и люди,собравшиеся броситься к нему. Они только было начали делать свои круги,постоянно переглядываясь друг с другом. Их было слишком много.Десять-двенадцать человек. На этот раз ему не уйти. Дронго сделал вид, чтосмотрит детские игрушки, и начал отходить. «Значит, все правильно, —подумал с улыбкой Агаев. — Все верно. И Дронго не предатель. Как этоважно».

Он стоял с пистолетом в руках и улыбался. К нему уже бежалидежурные милиционеры, что-то кричал оказавшийся неподалеку военный. Он увиделметнувшихся к нему людей. Обернулся и заметил вышедшего из павильона Диму. Итогда он быстро, сознавая, что пистолет могут отнять в любой момент, приставилоружие к сердцу и выстрелил.

В последнюю секунду он даже пожалел детей, которых быломного вокруг. «Незачем им видеть, как у меня вылетают мозги, — быламгновенная мысль. — Лучше выстрел в сердце, это как в кино — театрально ине очень страшно». К нему подбежали люди. Заметив среди столпившихся над нимполковника Мамонтова, улыбнулся, словно сознавая, что победил в последний раз,и умер.

Дронго держал в руках детскую игрушку, не замечая, каксжимает ее все сильнее и сильнее. Их встреча снова окончилась неудачей. Икапитан Агаев погиб у него на глазах.

— Этого не может быть! — твердила всю дорогуСветлова, пока они ехали домой. Они оба были настолько потрясены неожиданнойсмертью капитана Агаева, что, не сговариваясь, прошли не к метро, а к остановкетакси и взяли машину.

Она не плакала. Просто время от времени говорила одну и туже фразу: «Этого не может быть». А Дронго сидел мрачный и злой. Ему казалось,что сегодня он видел не просто самоубийство. Да это и не было самоубийством.Это было самое настоящее убийство, когда загнанный в угол волк бросается впорыве отчаянной смелости на ружья охотников и получает порцию свинца в сердце.И сознание того, что он лично был причастен к этому убийству, делало его ещеболее мрачным.

Теперь на встречу с Виноградовым вообще не оставалосьникаких шансов. Дима никогда не позвонит Ковровой. Он ей просто не поверитпосле всего, что случилось на ВДНХ. Возможно, он был даже где-то рядом и виделслучившееся. Но больше всего угнетало Дронго сознание собственной вины. Инепонимание того, что с ними происходит.

«Все-таки придется съездить в Санкт-Петербург», —вспомнил Дронго. Узнать каким-то образом название монастыря было невозможно. Апослезавтра должен произойти первый взрыв во Внукове. Даже название монастыряничего не давало обоим, так как Виноградов наверняка тоже был на этой встрече ивидел самоубийство Агаева. Собственно, Дронго не сомневался, что капитан принялэто решение, исходя из реальной ситуации. Очевидно, он ясно представлял себе,какими методами его заставят заговорить. «Испанские сапоги» и средневековыепытки давно канули в Лету. На смену этим зачастую бесполезным и неэффективнымдействиям пришла совершенная медицина, избавлявшая человека от телесных мук иувечий.

Свершилось то, о чем мечтали средневековые палачи,инквизиторы, давно понявшие, что дух сильнее тела и человек способен наневероятные физические мучения, если убежден в своей правоте. Но когдасильнодействующие наркотические вещества подавляли дух, то есть отключали мозгчеловека, контролирующий все тело, оставалась только физическая немощнаяоболочка, не способная к сопротивлению и противостоянию.

Многие научные институты в различных странах на протяжениивсего последнего века занимались этой проблемой и к концу двадцатого столетиясумели получить некоторые эффективные средства подавления человеческой воли, неотключая при этом его сознания.

Агаев все это сознавал. Он понимал и другое. Именно такимобразом он мог дать знак Виноградову, находившемуся где-то недалеко, и Дронго,спешившему на встречу, сигнал об опасности. Только таким необычным способом. Аэто означало, что, во-первых, он не был причастен к двум провалам, а во-вторых,документ по-прежнему был у Виноградова, которого необходимо найти до двадцатьпервого числа.

Теперь уже не стоило терять времени. Он принял решение и,наклонившись к женщине, тихо сказал:

— Нужно ехать в Ленинград.

— Куда? — не расслышала она.

— В Санкт-Петербург, — он не любил этого слова.Оно казалось ему каким-то опереточным, нереальным, придуманным. Словно быловызовом и насмешкой миллионам людей, помнивших Ленинградскую блокаду игероический город.

— Вы хотите встретиться с родителями Димы? —поняла Светлова.

— Да. Иначе мы не найдем этот монастырь и не сможемузнать, где находится Виноградов. Но у нас серьезная проблема. Вы не сможетеполететь со мной. Ваши данные наверняка есть во всех аэропортах. Вы меняпонимаете?

— Да. И что вы мне предлагаете делать?

— Ждать меня, пока я не вернусь. И, по возможности, невыходить из дома. Продукты в холодильнике есть, хлеб я куплю. Я прилечу сразу,как только узнаю, где может находиться ваш коллега. А вы должны пообещать мне,что будете терпеливо ждать.

Она посмотрела на него. Что-то мелькнуло в ее взгляде.

— Вы хотите оставить меня одну?

— У вас есть с собой паспорт? — спросил он.

— Нет, конечно. Я оставила его дома.

— Тогда каким образом вы можете со мной лететь? А напоезде слишком долго. Нам нужно уже завтра знать, где находится старшийлейтенант Виноградов. Иначе мы можем опоздать.

Она помолчала. Потом сказала:

— Я вас поняла. Хорошо. Я буду вас ждать.

— Тогда договорились. — Он закрыл глаза. Ивспомнил, как Агаев приставил пистолет к своему сердцу.

Он даже понял, почему капитан это сделал: боялся перепугатьдетей. Ведь самый надежный способ застрелиться — это пуля в висок. А стрелятьтаким образом — это еще и немалый риск. Пуля может не попасть в сердце, апройти навылет. Или просто тяжело ранить, но не убить. Дронго знал, что этасцена теперь будет все время сниться ему и всегда он будет виноват в гибеликапитана Агаева.

Приехав домой, он показал женщине, где что лежит. Телефоназдесь не было, беспокоить ее никто не будет. Она слушала его молча, не задаваявопросов. Потом наконец сказала:

— В общем, я буду на положении почти заключенной. Яправильно вас поняла?

— Почти, — улыбнулся Дронго. — Только учтите,что вы будете вооруженной заключенной, с правом выхода отсюда в любое время,если я завтра не появлюсь в Москве. Я ведь не могу взять ваше оружие с собой всамолет.

Какая-то странная мысль промелькнула у него, в голове исразу исчезла. «Потом успею продумать, — решил он. — У меня будетмного времени». Выходя из квартиры, он обернулся, взглянув на нее. Она стояла,скрестив руки на груди.