моя отвага будет стоить мне жизни.

Какой смысл в мести, если за нее придется расплачиваться жизнью?

Кого-то из пленников даже убили. Перерезали горло или всадили кинжал в сердце. Кого-то забили дубинкой. Кого-то просто сожгли заживо.

Сектанты показывали мне: они здесь хозяева. И жизни жителей Предместья в их руках. И я не могу им ничем помочь.

Моя задача — идти дальше. Идти в лапы Катерине. Идти спасать свою дочь.

Одна девушка, вырвавшись вперед, проползла ко мне на коленях. Шея все езе обмотана стальным ошейником. Загремела цепь. Она бросилась ко мне, схватилась за ногу и взмолилась:

— Прошу вас… помогите нам…

На меня смотрели серые глаза, истекающие кровавыми слезами.

А потом… сектант, держащий девушку на привязи, резко дернул за цепь. Девушку отбросило в снег. Она задыхалась.

Какое-то время она барахталась в снегу, пытаясь бороться. Израненными руками она хваталась за цепь в попытке стянуть ее с себя. Но было поздно — воздух покинул ее тело. И она умерла, распластавшись на холодной земле. Изо рта вытекла вишневая густая струя.

Я взглянула на сектанта, задушившего бедняжку. Он мотнул головой в сторону дороги, мол приказывая мне: иди дальше. И не оглядывайся.

Какое великодушие!

— Мама… спаси…

Василиса.

Она совсем рядом. Ее тень стоит в конце улицы и ждет меня. Цветы во тьме сверкают на фоне белого снега. Она сияет. Она зовет меня.

— Я иду милая…

Ускорив шаг, я уверенно двигаюсь вперед по улице, зная, что сектанты меня не тронут. Бояться нечего. Только Катерина… только я и она.

Одной из нас достанется Василиса. Вот и весь итог.

Бегу.

— Мамочка… спаси… она здесь… она уже рядом…

Не бойся, Василиса, я уже здесь. Мама спасет тебя. Мы уедем домой. Мы всегда будем вместе.

Отныне и впредь я тебя никогда не оставлю. Я тебя не брошу. Ах, знала бы ты как сильно я тебя люблю и чем я готова пожертвовать ради тебя.

Я пройду по черепам.

Я пройду по рекам крови.

Я растопчу всех и вся на своем пути.

Только ради тебя, Василек, только ради тебя, любимая… девочка моя…

— Мама! Мама! Мне страшно! Ах! Боюсь!

Я здесь! Я уже здесь, милая! Я пришла! Пришла…

Пришла…

На главную центральную площадь Предместья.

В кольце сгоревших домов неподалеку от разрушенного колодца стоял сожженный столб, заваленный со всех сторон соломой. К столбу привязаны тела. Сгоревшие трупы. Два человека. И теперь сложно сказать были ли они мужчинами или женщинами.

Костер все еще полыхал.

На границе площади расставлены перевернутые кресты, на которых висели другие трупы головами вниз. У всех перерезаны горла. Алые дорожки стекались к костру.

Повсюду на площади рассыпаны мертвые туши животных: куры, коровы, кони. В воздухе стоял смрад. Над трупами кружили рои мух.

Тут и там виднелись потухшие костры, от которых валили столбы дыма.

Сектанты культа собрались в проулках между сгоревшими домами. Они не заходили на территорию площади, а смотрели на все издалека, как болельщики с трибун.

Среди смерти, мертвецов, крови, мух, огня и дыма я увидела их.

Катерина, облаченная в белое платье. Ее волосы свободно развивались за спиной. Андрей прав: ее лицо изменено. Это не та Катерина, которая встретила нас в «Потоке». Ее предок? Как это возможно? Словно подделка. Дублер. Жалкая пародия на настоящий оригинал. Но чертовски схожий! Подправить расстояние между глазами, добавить морщинок и изменить форму носа — вылитая Катерина из «Потока». Изменения в лице еле заметные. Словно она — сестра-близнец Катерины. А все знают, что близнецы всегда отличаются друг от друга. Если привыкнуть к их лицам, то разница становится очевидной.

Близнец Катерины.

Кем бы она ни была, она стояла у костра и ждала меня. Без оружия. Без ножей. Без факела в руке.

Она улыбалась, глядя мне в лицо.

А рядом с ней — Василиса. Не ее душа. Не темный силуэт, проросший цветами и шипами. Нет… это моя дочь. Моя девочка. В самом настоящем человеческом облике.

На ней серое простое платье с длинными рукавами. Распущенные мокрые волосы. Напуганный взгляд.

— Василиса…

Я протягиваю дочери руку.

А она… она прижимается к Катерине, хватает ее за руку, прячется за спину и с ужасом смотрит на меня, произнеся:

— Мамочка, защити меня!

И мир мой рушится.

Земля ушла из-под ног.

Все это время… она звала на помощь не меня, а ее…

Нет, не может быть! Обман! Шутка! Мне просто кажется…

— Василиса, я — твоя мама, — говорю я и не верю в собственные слова.

Но Василиса, заливаясь слезами, качает головой и отвечает:

— Уходи. Ты не моя мама.

И слышать это — больнее удара любого оружия, придуманного человечеством.

Я в гневе смотрю на Катерину. Она нахально улыбается, глядя мне в глаза.

— Что ты с ней сделала? — я готова обрушить на эту женщину весь гнев.

— Я предложила ей выбрать сторону, — ответила Катерина, и ее голос был точно таким же, как у Катерины из «Потока», — и она сделала свой выбор.

— Ты подвергла ее гипнозу!

— Гипнозу? Я такой силой не обладаю…

— Ах как же! Эта вакханалия — твоих рук дело? Зачем тебе это все? Зачем ты уничтожила деревню?

— Мне нужна эта земля. Эти люди… они жили здесь годами, не понимая, что находится у них под ногами.

— Порталы?

Катерина кивает.

— Они-то мне и нужны. Места силы. Места скопления очень мощной энергии. Врата. И я их получила.

— И что ты сделаешь? Построишь здесь санаторный комплекс?

Катерина выгнула бровь.

— Я? О, нет-нет… эта земля преобразуется, но уже не на моем веку.

Катерина смотрит на мою дочь и добавляет:

— На ее…

Я кричу:

— Нет! Этому не бывать! Ты не сделаешь ее такой, как ты!

— Я знаю, чего хочу. И я это сделаю. Я шла к этому годами. Я шла по трупам. Шла по головам, давила черепа, ломала кости. Мои руки по локоть в крови. И я не остановлюсь. Думаешь, ты сможешь меня остановить? Напрасно. Люди делятся на тех, кто получает все, что хочет, используя все свои силы. И на тех, кто проигрывает. Тех, у кого все отнимают. Чтобы что-то получить, надо у кого-то забрать. Закон сохранения энергии, знаешь ли. Все просто. Я беру. Ты теряешь.

Только не Василису.

Я готова потерять все, но не ее!

— Вот, что это значит, — произношу я, — Обнуление. Вот, чего она хотела…

— Она?

— Катерина. Другая Катерина.

— Другая? Нет никакой другой Катерины, Олеся. Это я.

Смотрю в ее лицо, и оно меняется.

Все черты выравниваются