Еще я обнаружил нанесенную маркером точку возле одного из притоков реки Тохомки. Возможно, это и был Огонек, который я искал. В любом случае иного ориентира у меня просто не было.

Мы вышли к старенькому «ЛуАЗу» Давыдкина. Это была марка вездехода, о существовании которой я уже успел забыть. Но как оказалось, моя «Тойота» и в подметки не годилась этому детищу советского автопрома. И если бы моя машина не сломалась, Давыдкин со своими спутниками легко нагнали бы меня по дороге. А с их оружием шансов у меня не было. Не зря говорят, что ни делается – все к лучшему.

Давыдкин привез меня к себе домой, но в избу заходить мы не стали – сразу же направились к бане, возле которой, привязанная к мосткам, болталась небольшая сборная плоскодонка из тонкого, но прочного пластика. Здесь я также обнаружил трофеи – рюкзак с армейским сухим пайком в зеленых пластиковых упаковках, примус, свернутую палатку, два спальных мешка – теплых и с прорезиненным низом, чтобы можно было спать даже на мокрой земле. И главное, полную канистру бензина для мотора.

Еще я нашел там пластиковый прибор, внешне похожий на фонарь, защищенный решеткой жалюзи, с прикрепленным к нему баллоном.

Давыдкин заметил мой интерес к этому устройству и объяснил, что это фумигатор, уничтожитель комаров. Система выделяла углекислый газ, на который слетался всякий кровососущий гнус, а напряжение в двадцать вольт жестоко расправлялось с ним. Работать она могла как от аккумулятора, так и от мотора.

С одной стороны, неплохо путешествовать с комфортом, но с другой – меня вгонял в тоску тот факт, что мой враг так хорошо укомплектован дорогими техническими новинками. Он приспособился к безопасному существованию в тайге, а это значило, что на пути к цели меня могло ждать немало сюрпризов, каждый из которых мог привести к летальному исходу.

Я не стал спрашивать у Давыдкина, знает ли он человека по кличке Пальмир. Если знает, может скрыть это. А заодно сообщит своим хозяевам, какую конкретно цель я преследую. Глупо было надеяться, что Василий раскаялся и целиком вернулся на сторону закона.

На прощание я пообещал ему, что спрячу пистолет с отпечатками его пальцев где-нибудь в тайге на случай, если он надумает повесить на меня трупы «плохих людей». Завел мотор, отчалил от мостков, небрежно помахав Давыдкину рукой.

Удачи он мне желать не стал, но это скорее обрадовало меня, чем расстроило. Такое пожелание из уст иуды все равно что проклятие в дорогу.

Японский мотор работал как часики, и негромко. Но ему явно не хватало мощности, чтобы разогнать лодку более чем до десяти узлов. Но лучше плыть на такой скорости, чем стоять в грязи бездорожья. К тому же я мог контролировать Давыдкина, который запросто мог схватиться за ружье и выстрелить мне в спину. Поэтому до тех пор, пока лодка не отошла от пристани на расстояние выстрела, я держал его в прицеле «Сайги».

Сначала из вида исчез продажный участковый, затем скрылась за излучиной и деревня. Я шел по реке, любуясь красивыми и одновременно пугающими меня безлюдными пейзажами.

Вода спокойная, но густая и темная, как нефть. В ней, как в тонированном зеркале, отражалась неровная, а местами рваная кайма прибрежного леса. Вот впереди справа показалась гора с пологим поначалу склоном, но затем резким возвышением. Особенно впечатлял скальный выступ с грядой высоких, похожих на столбы камней. Чем ближе я подходил к скале, тем больше эти камни походили на нерукотворных идолов. Они стояли, казалось, в обнимку с высокими статными девушками-кедрами и с бездушным сочувствием смотрели на меня. Как будто знали, что ждет меня на моем пути, но не желали мне помочь избежать гибели.

Впрочем, мне некогда было терзать себя страхами и сомнениями. На карте была обозначена только точка, куда я должен был добраться, но сам маршрут следования не был обозначен даже робким пунктиром. Мне нужно было самому вычерчивать его, сверять свое местопребывание с местностью, чтобы не прозевать момент, когда свернуть в протоку или даже высадиться на сушу, чтобы на своих двоих перетащить плоскодонку из одного русла в другое. Пользуясь картой, компасом и приметами местности, которые Давыдкин дал мне на первые десять-двадцать километров пути, я зашел в приток реки, где наметил остановку.

Остановиться, правда, пришлось раньше, чем бы этого хотелось. Притока реки обмелела до глубины небольшого ручья, и вскоре моя лодка носом вспахала подводные камушки. Ситуацию усугубляло то, что здесь меня поджидало целое полчище комаров. Фумигатор затрещал, как счетчик Гейгера в эпицентре ядерного взрыва, – это с треском лопались подлетающие к нему кровососы. Но я не мог одновременно тащить за собой и его, и лодку. Нужно было выбирать что-то одно. Я выбрал разведку. Оставил все на берегу, а сам по каменистому, к счастью, совсем не крутому склону отправился в выбранном направлении. Над головой кроны высоких лиственниц, под ногами перегнивший слой опавшей хвои, зеленые мхи, кустарника почти нет, так, кислица иногда встретится. И тишина такая, что невольно возникла мысль, будто кто-то нарочно все это устроил, чтобы услышать мое появление и, затаившись, выстрелить в меня.

Я понимал, что ничего страшного произойти не может, во всяком случае, сейчас, в самом начале пути, но все же держал ушки на макушке. И вокруг осматривался, пытаясь заметить человеческий след. Если следовать логике, то примерно здесь должны были пройти прибывшие за мной «плохие люди», чтобы с одного водного пути посуху перебраться на другой. Но я ничего такого не замечал – ни сломанных веток, ни брошенных сигарет. И стрелять в меня никто не собирался.

После двухсот метров плавного подъема начался такой же пологий спуск, и вскоре лес закончился, и я оказался на ярком солнечном свету, по пояс в луговой осоке, за которой серебрилась и шумела Тохомка. Почва под ногами оказалась болотистой, но густая трава не позволяла мне провалиться хотя бы по щиколотку. Впрочем, до самой воды я не дошел, повернул назад, чтобы поскорей добраться до спасительной лодки. Гнус к этому времени достал меня так, что приходилось спасаться от него бегством.

Зарубок на деревьях я не ставил, но мой охотничий опыт и без того вывел меня к месту стоянки. Сначала я включил фумигатор, затем разжег трофейный примус, набрал в свой котелок воды, вскипятил ее, вскрыл пластиковую упаковку с сухим пайком – а там было целое пиршество для изголодавшегося желудка, от мясных консервов в мягкой упаковке до клубничного джема в целлофановой подушечке. Кофе, галеты, сахар, сухое молоко. Скромно, если на одного человека в течение суток, но если съесть все разом, то вместе с сытостью в желудке на тело наваливается приятная истома, и уже никуда не хочется идти, тем более тащить на себе целую лодку. Еще бы пивка, чтобы снять остаточное похмелье, но чего не было, тому и не бывать.

Неплохо было бы вздремнуть перед сухопутной буксировкой, но я переборол себя и взялся-таки за лодку. Вспомнил картину, где казаки знаменитого Ермака тащили на себе через пороги целые ладьи с парусами. Пример, конечно, вдохновляющий, тем более что Сибирь они покоряли, а не какую-то там казахскую целину. Но казаков было много, а мне приходилось тянуть водоплавающий воз на себе в одиночку. Причем с больными ногами, которые поначалу заныли в ожидании работы, но в процессе успокоились, и я быстро забыл о них.