рядом с деревней такая же хрень, — я ткнул пальцем на реку, — течет, весной. А летом вполне через нее проехать можно. Я там даже охотиться пытался, но там только чирки водятся, вонючие просто ужас. Так что и эта говнотечка тоже примерно такая же.

— Тогда поехали искать брод, — сказал Боб, и закашлялся.

— Таблетку выпей.

— Предлагаю, — Боб проглотил таблетку и запил водой из помятой полиэтиленовой бутылки, — предлагаю ехать направо.

— Обоснуй.

— Справа местность выше, думаю, и воды меньше. В той же стороне и совхоз «Калининский» был. Сто пудов крестьяне летом по проселкам прямо через речку гоняли, в брод. А не по этому мосту, в объезд.

— Там ракетчики стоят, — напомнил я Бобу.

— Хех, стоят они. И что? Сидят они в своем поселке, и носа не высовывают. У них там склады подземные да семьи за забором. Вот ты бы грязь месил бы в поиске бедолаг, которые мимо прутся? Если у тебя и так все хорошо?

— Твои слова бы да Богу в уши…

Я задумался. И правда, чего ракетчикам тут ловить? Мост взорвали, жизнь удалась, сиди в комфорте, кури, отгоняй тех, кто близко подошёл. А остальные пусть прутся, куда хотят, им то что? А те, из Козлово, стреляли просто потому, что их деревня прямо на дороге стоит. И тоже нас не трогали, пока мы в гаражах зависали. А пристрелить нас захотели только когда мы через их вотчину полезли. Да ещё и их же товарищей убили.

— Ну давай попробуем.

Брод мы искали часа три. Под снегом заметенные грунтовки было видно плохо, да и за пару последних лет сельское хозяйство области понесло серьезные убытки. Вот и исчезают дороги, не ездит по ним никто. Предприятие уровня «Калининского» жило тем, что сеяло зерновые, потом перерабатывало их на собственном заводе на комбикорм, и на этом комбикорме уже откармливала огромное свинопоголовье. Аж четыреста тысяч голов в год. А свинину пускали на очень даже неплохие мясные полуфабрикаты и деликатесы, которые расходились по нашей и соседним областям.

А ещё у них был собственный небольшой винзавод, гнавший очень неплохую пшеничную водку по вполне умеренной цене. В общем, жили не тужили, сеяли зерно, а на выхлопе получали мясные деликатесы с большой добавленной стоимостью. Да так, видно, хорошо жили, что привлекли внимание тех, чье внимание дорого обходится. В общем, серьезные дядечки из Москвы, приближенные к САМОМУ, взяли да и отжали винзаводик, а его руководство просто пересажали за неуплату налогов и мошенничество. Стандартная, в общем то, ситуация и отработанная схема.

А череда последних двух неурожайных лет с холодными веснами и ранними морозами всерьез подорвало материальную базу свинокомплекса. Но и это было бы ерундой, выкрутились бы, не впервой. Но свинокомплекс тоже начали отжимать, те же дяди за долги. Но тут сверху эту ситуацию шлифанула неизвестно откуда взявшаяся африканская чума свиней. Все четыреста тысяч хрюшек уничтожили, далее прицепом встал завод по комбикорму и их же мясокомбинат. Несколько деревень района оказались без работы со всеми вытекающими.

Так или иначе, но поля начали быстро зарастать сорняками, а кое где и березняком и осинником. Причем не всегда было понятно, то ли трава высокая под колесами, то ли уже густо лезут к свету молодые осинки. Вот прямо по такому осиннику мы и катили напролом, и я матерился от скребущих днище и бока машины тонких молодых стволов. Хотя и ехать стало легче, чем до этого. Видимо, здесь то ли снегу меньше выпало, то ли грунт плотнее. Или и то и другое.

Я вел машину сквозь подлесок, потому что объезжать густой сосняк, в который мы упёрлись, уже не было ни желания, ни возможности — не позволял рельеф местности.

Нам повезло. По левую сторону за осинником начались низкие камыши, согнутые льдом и снегом. И я аккуратно начал прижиматься к краю этих зарослей, в надежде увидеть между ними просвет.

Есть! Камыши расступились, и плавно понизившийся берег стал похож на занесенную проселочную дорогу, уходящую в большую лужу. Я остановился и растолкал на заднем сиденье Боба. Тот тяжело встал, и я ещё раз поразился, как плохо выглядит друг. Щеки горели ярким румянцем, на лбу блестели бисеринки пота. Его трясло.

— Боб, я сейчас гляну что там по чем, — невнятно помахал я левой рукой в сторону речки, — и будь готов, что снова полезем в воду. Одевай штиблеты и тюбетейку.

При этих словах друг скривился как будто съел лимон целиком. И закашлялся. Сильно, с хрипом, а потом высунулся из машины и его вырвало.

Я схватился за голову. Во попали!

Но рассусоливать и тянуть кота за резину было некогда, я переобулся в старые сапоги и взял топор — надо срубить длинную осинку, шест сделать.

Ещё через некоторое время я осторожно пошел по тонкому льду. Отойдя метра на три, топором аккуратно выдолбил лунку и сунул туда шест. Ерунда, пол метра.

Ещё через несколько метров повторил процедуру. Чуть больше глубина. Уже хуже, но терпимо. Пошарил шестом по дну. Вроде твердое.

Потом еще пару раз повторил процесс, а потом речушка и закончилась. Нормально, пролезем. Потрудиться, конечно, придется, но скорее всего пролезем.

Вернувшись к УАЗику, обрисовал ситуацию Бобу и усадил его за руль. Сам взял шест, а топорик зацепил петлей за запястье. Потом залез на капот, уселся и свесил ноги на бампер, и скомандовал:

— Шеф, трогай!

Шеф тронул, медленно и аккуратно ведя машину согласно моим знакам, которые я давал руками, размахивая ими то вправо, то влево. Лёд затрещал под колесами, черные трещины побежали перед бампером. Заскрипели переворачивающиеся льдины, а может, заскрипели обдираемые льдом крылья и морда. Мляаааа, как машину то жалко!

На середине речки мы всё-таки встали, и я чуть не улетел с капота вперёд, в воду. Перед бампером уже возвышалась куча ледяных пластушек, ярко сверкая на солнце. Самим же бампером мы упёрлись в край ледяной полыньи. Я махнул рукой Бобу, чтобы он переключился на нейтралку и не елозил колесами, а то сядем брюхом на грунт и тогда уж точно всё. Не выедем. А в салоне матерился Боб, снова сидя ногами в луже. Я перекрестился и начал разгонять ледяные корки шестом, стоя на бампере. Потом махал топором, раскалывая лед по всей ширине машины, при этом держась одной рукой за шест. Который, в свою очередь держал Боб, высунувшийся из двери… ну а другой рукой колол топором лёд. Снова вымок, снова сводило ногу. И руки от усталости уже ничего не могли