Я снова кивнула. Нет, лучше прекратить этот разговор, слишком много воспоминаний, и от каждого словно новая гирька ложиться прямиком на сердце.

– Инга мне ничего об этом не рассказала, времени не нашлось. Хотя что-то такое упомянула про брата… грустное. Если бы знала, расспросила бы ее получше.

– Расспросишь еще…

И тут с кухни раздалось:

– Дорогие, кушать ступайте!

Орлик тут же убрал руку с моего плеча, погладил себя по животу и протянул вроде как удивленно:

– Давно я не слышал более приятных слов.

Взял меня за руку и вытянул из кресла. Мне-то спать хотелось куда больше, чем есть, но не огорчать же бабушку в первый вечер знакомства. Бабушка – какая непривычная мысль, и даже само слово.

На кухне я глазам своим не поверила: она что, привезла в корзине скатерть-самобранку? Мы с мамой столешницу обычно не застилали, сейчас же ее покрывало яблочно-зеленое накрахмаленное полотно с пестрыми оборочками и с такими же салфетками под каждое блюдо. А на блюдах лежали и котлеты, и пирожки, и жареная картошка, а еще салат овощной, фруктовый и шарлотка. А на трех больших тарелках подрагивал высокий омлет, щедро посыпанный зеленью.

– Бабушка, откуда? – ахнула я.

Более практичный Орлик усаживался за стол, потирал довольно ладони.

– Ты, внучка, не задавай вопросов, а лучше ешь, пока не остыло, – расплылась она в довольной улыбке. – И так греть пришлось, а это распоследнее дело, вот аж руки от стыда дрожат. Но хорошо, что не все съела в дороге, у тебя в холодильнике-то совсем пустыня.

– Нет, в морозилке пицца есть и креветки… – начала я, но увяла под ее выразительным взглядом.

Плюхнулась на табурет и схватила вилку. Минут пять прошло в сосредоточенном пережевывании пищи и легких, как трепет стрекозиных крыл, вздохах бабушки: наверно, каждый кусок разогретой, а не свежеприготовленной пищи казался ей преступлением. Потом, когда внутри стало тепло и исчезла противная дрожь из-за переживаний этого дня, я наконец догадалась спросить:

– Бабушка, а как ты меня нашла? Ну, если письма вы отправляли до востребования, значит, мама адрес не давала, так ведь?

Ага, Орлик напрягся. Значит, еще держит гостью под подозрением.

– Женя сообщил, папа твой, – обстоятельно дожевав и отложив вилку, ответила бабушка. – Спасибо ему за это большое, хоть горе он нам принес такое, что и выразить нельзя. Рассказал про Надю, про то, что ты тут одна осталась. Правда, адреса твоего он и сам не знал, но дал нам твой телефон. Дед сразу тогда слег, потому и не примчалась я за тобой сразу – на Павлика-то не оставишь. Павел – это дядька твой, – ответила она на мой недоуменный взгляд. – Но потом, как деда выписали, он по своим каналам адрес раздобыл – участковым мой старик много лет проработал. Звонить тебе мы не решились, боялись все дело испортить. Вот я сюда на удачу и отправилась.

– А почему, – я замешкалась, не зная, как сформулировать вопрос, чтобы не обидеть бабушку, – почему мама не давала наш адрес?

– Стоит ли об этом? Артуру, поди, неинтересно будет, – замялась бабушка.

– Я, собственно, уже поел и могу вас оставить, – в сторону и совсем тихо проговорил Орлик.

– Что ты, что ты! – всполошилась бабушка, решив, что он обижается. – Тайны тут никакой особой нет, да только печальная это наша семейная история. Павлуша у нас первенец, Наденька позднее на три года родилась.

И уж так сложилось, что Надя всегда здоровая была, кровь с молоком, а вот мальчик подкачал, слабеньким рос, словно бы не от мира сего, застенчивым, но в институт поступил. А на втором курсе беда пришла – обнаружили у него рак, да в такой форме, что наши врачи лишь руками разводили. Сказали, в Израиле такое за большие деньги, но лечат, а у нас – совсем никак. Надя тогда в институт готовилась поступать, но тут ей не до того сделалось. Стала часто исчезать куда-то, возвращалась поздно вечером.

Говорила, что ищет работу на неполный день, у нас ведь даже на лекарства толком не хватало. Дед первым тревогу забил, сказал мне: «Приглядывай за дочкой, сына мы почти уже потеряли, не дай бог нам в нашем горе и ее проглядеть». Я только собиралась поговорить с Надей, как вдруг она и вовсе домой не вернулась. Оставила записку, что в другом городе нашла хорошую работу и будет слать нам деньги, так что можно готовиться к поездке. Конечно, мы тут же начали ее искать, дед все свои связи задействовал, но нет – как сквозь землю провалилась. Потом начали приходить от нее большие суммы, да так хитро, что и не отследить. Нам и прикасаться к ним было горько и страшно, а что поделаешь – повезли Павлика лечиться. Спасли его тамошние врачи. Правда, учебу запустил, восстанавливаться не стал, так при нас и живет как вечное дитя, но мы, через ад пройдя, большего и не желаем. Надеялись мы, что Наденька вернется, но нет. Потом вдруг радость несусветная: удалось мужу напасть на след, узнать, что живет дочка в Москве, в большой квартире, ребенка растит в одиночестве. Рассказал он мне не сразу, после подготовки. Вот так сидели мы с ним тогда, держались за руки и не знали, что теперь нам – радоваться или убиваться. А потом дед без моего ведома дурное сотворил…

Она замолчала, покачивая сокрушенно головой, пальцы одной руки мнут судорожно скатерть, другая сжата в маленький смуглый кулачок. Мне захотелось поскорее как-то утешить и отвлечь ее, но я не успела.

– Взял и написал Наде письмо. Мол, никогда бы не стал торговать дочерью ради спасения сына. Что ж удивляться, что Надюша нас не простила и видеться с тобой не дала? Я ее не виню, на нас грех. Если бы мы только всю правду знали, ох, если бы знали!

Кулачок судорожно дернулся, я поспешила накрыть его своей рукой:

– Но вы не знали, и я ничего не знала. Только после смерти мамы мне отец… ну, то есть… в общем, сказал. И я уверена, что мама вовсе не злилась и не обижалась на вас. Просто у нее была тайна, которую она вынуждена была хранить, за которую ей платили, в конце концов. Мы никогда, наверно, эту тайну не узнаем, но так ли это важно?

Я мельком глянула на Орлика – он плотно сжал губы, смотрел на меня в упор. Но не осуждал за ложь, точно нет.

– Только уж ты нас не забрасывай, – жалобно попросила бабушка. – Ты у нас одна внучка, от Павлуши-то ждать не приходится.

– Не заброшу, – от всей души пообещала я.

Знала бы бабушка, что у нее и правнучка уже есть. Но нет, не узнает никогда, как и многое другое. Но я у нее точно буду.

Второпях, словно стесняясь друг дружку, мы допили чай. Бабушка и Орлик клятвенно заверили меня, что сами в состоянии застелить постели, а друг еще, поймав меня в коридоре, шепнул, что позаботится о качестве бабушкиного сна, беспокоиться не о чем. И как я сама не догадалась попросить? Впрочем, никто так рано ложиться не собирался. Бабушка успела вызнать у меня, как управляться с нашей стиралкой. Конечно, гостеприимной хозяйке следовало оставаться на ногах до конца, но это было не в моих силах. Извинилась и уползла к себе.