До начала поисков было запланировано сделать подробную геологическую съемку местности с воздуха, земли и моря. Позже (гораздо позже) мы узнали, что португальская полиция дала указание английской команде проводить съемку, исходя из того, что Мадлен была убита, а тело ее спрятано. Предполагалось использовать георадар, устройство для зондирования стен и специальных собак. Обнародованные позже полицейские документы свидетельствуют о том, что НАПП было готово оказывать помощь и в поисках, основанных на других предположениях, но для этого был необходим запрос судебной полиции. Очевидно, такой запрос не был сделан. Похоже, на тот момент иные версии не рассматривались.

На этом втором, а может быть, даже третьем этапе поисков планировалось охватить и территорию, указанную Дани Крюгелем. Позже решили снова осмотреть и дом Роберта Мюрата, и номер 5А в «Оушен клаб». Несмотря на то что мы, рассуждая трезво, не придавали большого значения результатам работы южноафриканца, нам все же хотелось, чтобы они были проверены, — просто для очистки совести. Обнаружение тела было не единственной целью этого поиска. Оставалась надежда, что могут быть найдены какие-нибудь важные улики. К этому времени нам уже было известно о множестве случаев, когда улики ускользали от внимания сыщиков вначале и обнаруживались при последующих поисках. На этом этапе я еще в какой-то мере доверяла медиумам, а некоторые из них тоже советовали нам снова тщательно обыскать окрестности. Кто бы что ни думал, мы хотели быть уверенными, что сделано все возможное.

Миновал восьмидесятый день, а Мадлен все еще не с нами. Для меня именно этот день имел особое значение, потому что как раз на восьмидесятый день после похищения была найдена и освобождена бельгийская школьница Сабина Дарденн, которую удерживал у себя безжалостный насильник и убийца Марк Дютру. Я старалась побольше думать о таких «благополучных развязках», но нужно ли говорить, что с каждым очередным сроком я лишалась частицы сердца. В тот самый день, 22 июля, в «Санди экспресс» появилась статья с заголовком «Призвать к ответу родителей Мэдди!». За «небрежное отношение», как было сказано в статье. К этому времени для нас подобные нападки уже были не в новинку, и все же и меня, и Джерри очень задело то, что автор этой статьи делал нас косвенно виновными в похищении Мадлен. Больнее всего нам было не оттого, что люди могли так думать о нас, а оттого, что нам еще раз напомнили, что это мы, пусть и непреднамеренно, дали возможность хищнику сделать свое черное дело. Мы оставили Мадлен одну, и, как я уже говорила и как повторю еще не раз, чувство вины за это — наш тяжкий крест, который мы будем нести до конца своих дней. А что до похитителя, он, наверное, посмеивался самодовольно, думая: правильно, обвиняйте ее родителей, только не трогайте меня, чтобы я мог спокойно, оставаясь в безвестности, продолжать заниматься своим делом — похищать детей.

Неужели все забыли об этом человеке? Кем бы он ни был, он по-прежнему оставался на свободе.

Если 18 июля было поворотным пунктом, то ближайший понедельник, 23 июля, — это день, когда должны были предостерегающе «завыть сирены».

Джерри в сопровождении Жюстин вылетел в Вашингтон, чтобы посетить Национальный центр США по делам пропавших и эксплуатируемых детей, расположенный в Александрии, в штате Виргиния. Джерри давно хотел это сделать, и его желание окрепло после разговора с генеральным директором центра Эрни Алленом. На время пребывания Джерри в США были запланированы несколько других важных встреч и интервью, в том числе и интервью для телевизионной передачи «Самые разыскиваемые люди в США», которую с 1988 года ведет активный защитник пропавших и похищенных детей Джон Уолш. Еще Джерри удалось встретиться с Альберто Гонзалесом, генеральным прокурором США, который предложил португальским властям помощь, в том числе и проведение экспертизы специалистами ФБР.

В тот вечер я позвонила Рикарду Паива, чтобы попросить его помочь мне перевести пару писем. Говорил он как-то непривычно сухо. Когда разговор зашел о предстоящей поисковой операции, он сказал, что Энкарнасан хочет поговорить с нами до ее начала. Отчетливо помню, что он сказал: «Наше расследование пойдет по другому пути». «Отчет Дани Крюгеля заставил их встряхнуться», — добавил он.

Я удивилась. Не может быть, чтобы полиция такое большое значение придала данным, полученным какой-то непонятной и непроверенной чудо-машиной! Меня охватило волнение: что, если у них есть какие-то веские доказательства, подтверждающие теорию Дани? Мне оставалось только молиться Богу, чтобы это предположение не оправдалось.

На следующий день позвонил Билл Хендерсон и сообщил, что судебная полиция перенесла начало поисков и нашу очередную встречу на следующую неделю. Обе новости меня расстроили. Почему все так затягивается? Теперь, зная, чем все закончилось, я понимаю, что тогда в Портимане происходило то, о чем я в то время и подумать не могла.

Вечером к нам на виллу пришли Рикарду и Жозе де Фрейтас. Рикарду почти все время молчал, а Жозе говорил о текущих делах и о Крюгеле. Он упомянул, что полицейские обсудили его метод с каким-то профессором из Белфаста, и тот назвал этот метод «псевдонаучной фантастикой». Я решила, что Жозе имел в виду английских полицейских, которые поделились своим мнением с португальскими коллегами. Не знаю, приняли ли это к сведению следователи из судебной полиции. Когда ты постоянно ощущаешь давление и отчаянно ждешь новостей, логика порой отключается.

Однажды вечером, когда Джерри еще был в Америке, перед тем как лечь спать, Амели произнесла тихонько: «Папа на работе. Мама, а ты не работай. Мама, будь всегда дома!», на что мама только вздохнула. Сейчас, вспоминая, какой непредсказуемой и сумбурной была тогда наша жизнь, какое огромное количество людей, знакомых и незнакомых, вращалось вокруг нас, я понимаю, насколько тревожной и пугающей могла быть подобная обстановка для Шона и Амели, несмотря на их умение приспосабливаться.

Джерри прилетел в Португалию в четверг. 29 июля, проведя с нами долгих двенадцать недель, Триш и Сэнди вернулись домой, в Шотландию. Все это время они были для нас надежной опорой, и мы так привыкли на них полагаться, что, расставаясь, почувствовали себя, как улитка, лишившаяся раковины, и не смогли сдержать слез (даже Джерри, которого Триш после столь эмоционального прощания прозвала Ревушка). Они ради нас отказались от своей жизни на целых три месяца. Их практическая и моральная поддержка была тем ценнее, что они и сами страдали, ведь Мадлен — их племянница и крестница.

В понедельник состоялась наша последняя «регулярная» во всех смыслах этого слова встреча с Невесом и Энкарнасаном. Мы говорили о поисках, которые должны были начаться через два дня, и снова о Роберте Мюрате. Рикарду на следующий день вечером должен был прийти к нам на виллу. В десять вечера он позвонил и сказал, что не сможет прийти и мы встретимся завтра. Этого так и не произошло.

Кроме подобных мелочей, которые мне казались странными и раздражающими, я не замечала, чтобы поведение полицейских или направление расследования как-то изменилось. Наше внимание было сфокусировано на поисках и на дальнейших планах в рамках проводимой нами кампании, которые мы разрабатывали с Джоном Корнером — он наведывался в Прайя-да-Луш, чтобы помогать нам. Также к нам прилетели мои мама, папа, тетя Дженет и дядя Брайан. Ко 2 августа «вой сирен» был уже таким громким, что я не понимаю, как можно было его не услышать. И все же я не забила тревогу.