– Сын мой, ты не веришь, что афонский священник способен из «синего дьявола», из самого Шайтан-бея, сотворить «синего ангела»?

– Прости, святой отец, не верю в такое чудо. Тут ты немного… Самую малость… Преувеличил свои способности и возможности.

Отец Александр подморгнул и положил руку на широкое плечо своего гостя:

– Если бы только знал, в каких дружеских отношениях я с Господом…

И оба мужчины весело рассмеялись, но заметив, как на это мирское выражение чувств тут же из-за соседнего стола вышел монах-трапезник, предали лицам подобающее месту выражения.

* * *

Отец Александр подошел к узкому, как бойница, окну, и устало потянулся. В ограниченном пространстве отверстия в толстой каменной кладке невозможно было посмотреть прямо на восток, но молочная серость зарождающегося утра, допускала мысль того, что солнце уже приподнялось над краешком земли.

– Утро, – с выдохом сообщил отец Александр.

– Утро, – вяло ответил ему настоятель лавры святого Афанасия отец Сильвестр. – Да. Ты умеешь быть убедительным. Да, я давно не видел зарождения дня. Я слышу, ты опять наполняешь мою чашу вином?

– Верно, мой добрый друг. Уж прости за эти мирские слова, но они всегда просятся в благодарность за то, что ты так много сделал и для меня и для нашего святого дела. А вино… Вино в Библии упоминается четыреста пятьдесят раз. Однажды я это подсчитал. Значит оно одобрено… там, наверху! И святой Павел в одном из своих посланий советовал Тимофею поправить здоровье вином.

– Не думаю, что вино поможет моей болезни. Ведь моя болезнь старость, а от старости нет лекарств. А если еще старость омрачена слепотой…

Отец Александр вложил в руку старца чашу. Он желал обнять тощие плечи настоятеля, но это уже было слишком по-мирски. Подождав пока старец пригубит вино, отец Александр ласково сказал:

– Мир существует благодаря любви в его высшем проявлении – любви к Господу. Но и многие малые формы любви важны для человека, ибо делают его отличным от животных и всякой твари бесовской. А вино… Само слово вино произошло от санскритского слова «вена», что означает «любить».

– Велики твои познания, отец Александр. Нет им предела. Нет предела и удивлению моему этой милости божьей к тебе. Скажи, а что тебе неизвестно и не подвластно мысли твоей? Все, что ты делаешь, святые отцы признают правильным, а тебя считают самым мудрым из отцов Афона.

Отец Александр отставил свою, до краев наполненную, чашу и устало провел по лицу:

– Самый мудрый человек тот, кто всегда делает то, что правильно. А для того, чтобы делать правильно, нужно не только очень много знать, но и подчинить свои помыслы тому, что не всегда на пользу ему самому, но… Правильно! Почему мы, святогорские отцы, пример для каждого? Потому что мы не просим Бога изменить мир вокруг нас. Мы просим изменить самих нас. Избавиться от пользы самому себе. Избавиться от собственного «Я». Это «Я» – тайная пружина дьявола, порой убивающая даже душу. Поступать правильно, даже через собственное «Я»… И все же… Утро! Скоро служба…

– Да, утро… Служба, – кивнул головой старец и допил вино. – Я помню, что недавно мы говорили с тобой о том, что является самым страшным грехом. Ты был слишком убедительным в своих примерах и без труда положил меня на лопатки. Ты доказал – самый большой грех – это страх! Ты не поверишь, но этот грех все возрастает во мне. Казалось, что уже мне осталось. Да ничего. Может завтра, может послезавтра милостивый Господь призовет к себе… И я… Мне казалось, я уже давно готов к этой счастливой встрече. Но вот ты пришел и сказал, что нужно. И страх захлестнул даже мою душу. А я думал о себе…

– Поверь, мой добрый друг, если бы сейчас мне сказали, что отрежут руку, ногу, или еще чего-нибудь, то и меня бы обнял страх. Но на самую малость. Но обнял. Этого не нужно стыдиться. Это нужно понять. А еще нужно понять, что это очень важно.

– Да, да… Важно. И все же…

Отец Александр тихо рассмеялся:

– В Древнем и горячо любимом тобой Риме существовал закон – если больной умирал во время операции, то лекарю отрезали руки.

В ответ раздался тихий смешок настоятеля лавры святого Афанасия:

– Поклянись, что ты сам отрежешь ему руки. Это ты умеешь. Ведь ты воин и из рода потомственных воинов.

– Клянусь.

– И еще…

– Что отец Сильвестр?

– Никому не говори о том, что Древний Рим для меня горячо любим. Даже мне.

– Клянусь! – и тут же отец Александр стал на колени: – Помолись и ты со мной, отец Сильвестр.

И в малой комнате настоятеля лавры полились горячие слова, восходящие к небесам:

– …Не прошу избавить меня от скорбей, ибо такова награда святых, но молю не предоставлять меня недугам природы без утешения Твоего Духа… Да не испытаю болезней без утешения. Не прошу у тебя ни здоровья, ни смерти, но чтобы Ты располагал моим здоровьем и моей жизнью в Твою славу. Пусть в совершенной и смиреной покорности и с блаженным упованием я буду расположен принимать повеления твоего вечного промысла, и одинаково буду поклоняться всему, что от Тебя исходит…

* * *

Никогда еще отец Александр так не нуждался во вдохновении. Он всю ночь простоял в колено преклонной молитве. Он нашел самые нужные слова к Создателю. Он просил Господа и умолял. И думал… Думал… Думал… И, кажется, все сложилось в его ясной и мудрой голове. Теперь нужно было успокоить дрожащее тело, прояснить взгляд и… Не упустить вдохновения.

Что для этого нужно? Не так уж и много. Просто нужно оглянуть то, что доступно глазам. К счастью древний скит, а теперь столица монашеской республики Афона, городок Карея находился в подобающем месте. Располагаясь на северо-восточном склоне святой горы, в срединной части полуострова, вновь отстроенный после нашествия варваров – рыцарей-каталонцев, городок стал не только местом расположения Протата* (верховный орган самоуправления Святого Афона) и представительств всех святогорских обителей. Здесь расположилась торговая площадь, на которой многочисленные ремесленники и мастера продавали свои изделия (в основном иконы, книги, свечи, ладан, кресты, одежду, утварь, пищу), большинство их мастерских и жилищ, дома для паломников, карейская Лавра и соборный храм для всего Афона карейский протатский храм Успения Пресвятой Богородицы. А еще множество древних келий и общинных обителей, как на окраинах города, так и разбросанных по живописным окрестностям Кареи.

А окрестности воистину живописны. Оправдывая свое название[131], город окружен густым орешником, который, впрочем, не в силах взобраться на склоны самой горы Афон к югу и на отвесные выступы хребта с запада. Эти уступы гранитных скал и утесов щедро перевиты гирляндами мелкого кустарника, над которым местами поднимается каштановый лес и группки других деревьев. А с севера и востока горы пониже, с небольшими участками плодородных равнин, на которых уже собрали зерно, и дозревает виноград.