Если Барракуда застанет меня удирающей до официального окончания смены, то затянет к себе в кабинет и будет там отчитывать до полуночи. И зачем, скажите, мне это «удовольствие»?

— Как бы док не отморозил там себе всё самое важное, пока ждёт тебя. Говорят, на улице резко похолодало. — Улыбается Морозова. — Ночью обещают ноль градусов.

— Да ну тебя! — Смеюсь я.

А сама представляю, как Вадим переминается с ноги на ногу у входа. Да что за глупость? Наверное, в машине сидит, ждёт, а там тепло. Блин, а ведь я тоже на своей сегодня приехала. Мне её что теперь, на парковке бросить?

— У меня есть для тебя ещё один полезный совет, Кукушкина. — Добавляет Катя. — Целуйся со своим красавчиком, сидя. Говорят, что беременным нельзя долго смотреть вверх.

— Серьёзно? Что, шея затечёт?

— Нет, можно в обморок упасть. Точно тебе говорю.

— Я и так каждую минуту рядом с ним в обмороке. — Признаюсь я. — Не понимаю, как быстро время пролетает. Вот мы что-то говорим, вот смотрим друг на друга, смеёмся, волнуемся, а потом бах — и уже нужно расставаться.

— Так предложи ему съехаться. — Пожимает плечами Морозова. — В смысле не сейчас, а на следующем свидании!

Сказав это, она ржёт.

— Ха-ха. — Я встаю и толкаю её в бок. — Как смешно! Да мы ещё даже толком не знаем друг друга. — И перехожу на шёпот. — Мало того, что я беременна от другого, так этот другой теперь неизвестно чего хочет от нас с ребёнком! Я даже не представляю, как отреагирует Вадим, узнав о том, что объявился мой бывший! Зачем ему все эти проблемы?

— Как зачем? Из-за тебя. — Мечтательно улыбается Катя. — Или ты боишься, что он сбежит?

— Не знаю. — Отвечаю я, собирая вещи.

— Всё ты знаешь. — Говорит она. — Если уж твоего красавчика не отпугнуло главное обстоятельство, то вряд ли отпугнет что-то ещё!

— Тс-с, — напоминаю я. Накидываю пушистое пальтишко, беру сумочку и целую Морозову в щёку. — Всё, я побежала.

— Беги-беги! — Специально громко кричит Катя мне в спину. — И не целуйся долго на морозе! Помни про шею!

— Привет. — Вадим, и правда, стоит у входа.

— Привет, — смущённо отвечаю я, приближаясь к нему.

На его лице робкая, но ослепительная улыбка.

За секунду я проворачиваю в голове все возможные вопросы: он поцелует меня при встрече? Или я должна его поцеловать? Стоит ли вообще целоваться на людях у собственного офиса? Что делать?

Но все мои сомнения напрасны.

Обняв за талию, Красавин решительно притягивает меня к себе и целует. Его губы прохладные, мои — горячие. Это придаёт пикантности нашему поцелую, и у меня привычно кружится голова.

Если он будет вот так встречать меня с работы каждый вечер, я готова вкалывать без выходных и праздников, клянусь!

— Прогуляемся? — Вадим берёт меня за руку.

— Конечно.

Я тону в невесомости. Падаю, парю, лечу, таю. Мурашкам, захватившим мои спину и руки, становится тесно под пальто, поэтому они выбираются наружу и щекочут шею. Вот уже всё моё тело в мурашках, но мне та-а-ак хорошо, что трудно подобрать слова, чтобы выразить это состояние.

— Как ты сегодня себя чувствуешь? — Спрашивает Вадим.

Как? Да я иду по дорожке под руку с высоким красавцем, на которого все встречные девушки головы сворачивают! Как я могу себя чувствовать? Я счастлива и пьяна!

— Спасибо, доктор, хорошо. — Краснею я.

— А я не как врач спрашиваю. — Смеётся он.

И я крепче сжимаю его руку.

Мне нравится происходящее. Нравится, как он смущается, нравится его забота, нравится, как мы идём по улице и выдумываем темы для разговора, чтобы узнать друг друга лучше.

— А как кто? — Взволнованно интересуюсь я.

Он не раздумывает долго:

— Как твой мужчина.

О. Боже. Мой.

Кажется, я перевозбуждена.

— Звучит серьёзно. — Моё лицо озаряет несмелая улыбка. — Слушай, выходит, мне повезло? Встретить мужчину твоего возраста, не обременённого отношениями. Как так получилось, что ты всё ещё одинок? Ты любил кого-то? Тебе что, никогда не хотелось семью, детей? Или…

Я прикусываю язык, видя, как меркнет его лицо. Что ж я за дура-то такая, взяла и вывалила на него сразу всё?

Вадим останавливается и сглатывает, а затем долго смотрит мне в глаза. Я жду, что он ответит на мой вопрос, а вместо этого он поднимает голову вверх и тихо произносит:

— Смотри, снег.

И точно! Лёгкий пушистый снежок красиво кружится в воздухе.

— Снег?

Неужели, мне не мерещится?

Снежинки, точно маленькие звёздочки, пляшут в сказочном, воздушном танце. Они лёгкие, но колючие: одна из них ложится мне на нос, легонько укалывает и тут же тает. Я продолжаю смотреть на небо, с которого кто-то словно вытряхнул перину: белые сверкающие пушинки падают и падают на нас уже хлопьями.

— Снег! — Смеюсь я. — Снег!

Ещё очень рано для этого явления, и, конечно, едва выпав, он тут же превратится в воду под ногами, но мы можем запечатлеть в памяти этот волшебный момент. Я подставляю руки, лицо, ловлю снежинки губами и улыбаюсь. Вадим улыбается мне в ответ. На его чёрной шевелюре собирается целая шапка из снега. Он стряхивает её пальцами и смеётся.

Кажется, что всё вокруг меняется от этой красоты.

И даже мы.

Я не могу не смеяться, видя, как Красавин пытается устроиться в моей машине. Его длиннющие ноги никак не хотят вмещаться в пространство между сидением и приборной панелью, и он максимально отодвигает назад кресло. Оно скрипит, сопротивляется, но Вадим, всё же, сдвигает его до максимума. Наблюдая за тем, как высоко располагаются его колени, и как его затылок «впивается» в потолок, я не выдерживаю и начинаю хохотать.

Только бы не обиделся.

— Ты будешь гореть в одном костре с теми, кто шутит про то, что мою форму шьют по спецзаказу из длинных штор для школьных актовых залов! — Замечает мужчина.

— Так реально говорят? — Захлёбываясь от смеха, спрашиваю я.

— Только за моей спиной.

— Прости. — Спохватываюсь я. — Но это реально очень смешно…

— Согласен. — Он пытается пристегнуться. — Но смешнее, когда я пытаюсь купить себе джинсы, а самые длинные едва закрывают мне колени, или когда выбираю рубашку, и единственный экземпляр с нужной длиной рукавов оказывается пятьдесят восьмого размера и висит на мне, будто флаг. О, это очень смешно, да. — Улыбается Вадим. — А уж что начинается, когда я пытаюсь выбрать себе обувь…

Я вытираю слёзы, выступившие от смеха.