Он внезапно почувствовал, до чего он устал. Его даже знобило от усталости. Или от холода? Близился вечер, зеваки и копы в оцеплении начали мерзнуть. Начальник вспомнил, что он недавно сказал комиссару: после всего этого он уже никогда не будет прежним. Так и есть.

Свет, внезапно вспыхнувший в вагоне, застал пассажиров врасплох — они растерянно жмурились и моргали. Ослепительный свет люминесцентных ламп подчеркнул симптомы стресса, которые при тусклом аварийном освещении не были заметны: подрагивающие губы крепко сжаты, морщины углубились, в глазах затаился страх. Оказалось, что девице в мини-юбке полутьма была на руку — яркий свет безжалостно выставил напоказ потеки туши на потном лице. Младший мальчуган начал капризничать, словно его резко разбудили. Голова, щека и шея черного смельчака были в крови. Только на старой пропойце изменение обстановки никак не отразилось: она продолжала спать, время от времени на губах у нее вздувались пузыри. А преступники казались еще более грозными и стали как-то массивнее. Что ж, подумал Берри, они действительно поправились — на четверть миллиона каждый.

Дверь кабины открылась, и оттуда вышел главарь захватчиков. Старик, который, похоже, взял на себя роль представителя общественности, бодро произнес:

— О, вот и наш друг! Сейчас мы узнаем, что будет дальше.

— Прошу внимания. — Вожак спокойно ждал, когда все обернутся к нему, и Берри подумал: он профессионал, он привык командовать. — Все в порядке. Через пять минут мы поедем. Всем оставаться на местах. Выполнять.

Где Том слышал это неповторимое «выполнять»? Армия? Конечно! «Обувь надлежит начистить до блеска. Выполнять!» «Вам надлежит контролировать район. Выполнять!» Точно, никаких сомнений, этот тип явно из военных, командный состав. И что?

— Мы рассчитываем, что скоро отпустим вас. Но до того момента вы по-прежнему заложники. Ведите себя соответственно.

— Коль скоро уж мы едем, не могли бы вы меня подбросить до «Фултон-стрит»? — спросил старик невинным тоном.

Вожак никак не отреагировал на шутку и вернулся в кабину. Большинство пассажиров укоризненными взглядами дали понять старику, что подобное легкомыслие им не по душе. Но тот лишь посмеивался.

Итак, подумал Берри, испытание, кажется, почти позади. Скоро все пассажиры смогут глотнуть свежего воздуха и подвергнутся детальнейшему полицейскому допросу. А Тому Берри, копу под прикрытием, придется изложить коллегам свою собственную, отредактированную, версию событий. И даже после этого он будет читать в глазах других офицеров, приятелей и прочих сослуживцев лишь презрение. А уж если всплывет его роман с Диди, то ему конец — его дни на службе сочтены. И, судя по всему, осталось недолго.

Чем он займется, когда его вышибут из полиции? Женится на Диди? Славная семейка у них получится! Будут, взявшись за руки, скандировать на демонстрациях пацифистские лозунги, выкрикивать проклятия в адрес «полицейских свиней» — не жизнь, а сплошной революционный экстаз. Два пламенных сердца будут биться в унисон, два бунтаря, протестующие против сокращения пособий по безработице, будут швырять мусорные баки в витрины магазинов.

Младший мальчуган опять раскапризничался. Мать принялась укачивать его, но он вырывался.

— Тихо, Брендон, — уговаривала она. — Не надо шуметь.

Но мальчишка, вывернувшись из материнских рук, вдруг громко объявил:

— Пойдем домой. Я устал.

— Тихо! — В голосе мамаши появилась свирепые нотки. — Ты слышал, что сказал дядя? Он сказал — тихо!

Она с размаху дала мальчику шлепка.

Когда поезда, стоявшие к югу от захваченного вагона, пришли в движение и на табло Башни замерцали красные сигналы, диспетчеры одобрительно зашумели. Послышались аплодисменты. Марино окинул их неодобрительным взглядом: старший диспетчер Каз Долович любил, чтобы в зале было тихо. Но Каза уже нет, Каз мертв. А значит, за старшего сейчас Марино. Так вот, он тоже любит тишину!

— Эй, тише там! — прикрикнул он и тут же понял, что сейчас произнесет любимую фразу Каза: — Тишина на рабочих местах!

Марино плотно прижал к уху телефонную трубку: на связи был диспетчер Департамента городской полиции. Невозмутимая миссис Дженкинс за соседним пультом обеспечивала связь с Центром управления в штаб-квартире Транспортной полиции.

— Пока ничего нового, — сказал Марино в трубку, — начали расчищать пути к югу от «Саут-Ферри».

— Вас понял, — отозвался полицейский диспетчер. — Ничего нового, расчищаете пути.

Марино сделал знак миссис Дженкинс:

— Скажи им, что новостей нет. «Пэлем Сто двадцать три» по-прежнему стоит как мертвый.

— Новостей нет, — проговорила в микрофон миссис Дженкинс.

— Я не хочу, чтобы хоть что-то лишнее просочилось за пределы этого зала, — сказал Марино. — Сейчас все зависит от нас. Поэтому выбирайте слова, ясно? Остальным молчать!

Он взглянул на табло. Красные огоньки, указывающие местонахождение захваченного поезда, не двигались с места.

— Всем молчать, — повторил Марино. — Считайте, что Каз по-прежнему здесь.

Дэниэлс вел группу из тридцати человек к экспрессу «Вудлаун Сто сорок четыре», стоящему на путях примерно в двухстах ярдах севернее станции «28-я улица». В группе было двадцать спецназовцев из Отдела специальных операций и десять обычных патрульных. Машинист — средних лет мужчина с кожей цвета шоколада, с курчавыми усами и баками — недоверчиво смотрел на них из открытого окна.

— Откройте дверь, — распорядился Дэниэлс, — нам нужно подняться в вагон.

— Мне приказали никого не пускать в поезд, — проговорил машинист.

— А я приказываю пустить! — рявкнул Дэниэлс. — Кто мы, по-твоему? Русские, что ли? Решил, что тут уже Красная армия?

— Да нет, я вижу, что вы копы, — сконфуженно пробурчал машинист. Взяв ключ, он перешел из кабины в вагон. Через мгновение створки первой двери разъехались. — Готов поспорить, что у вас и письменный приказ имеется.

— Молодец. Здорово соображаешь, — проворчал старший инспектор. — Дай руку.

Пыхтя, он влез в вагон. Пассажиры кинулась к нему. Дэниэлс поднял руку:

— Прошу назад! Собирайтесь, сейчас вы перейдете в другие вагоны. — Он ткнул пальцем в трех патрульных. — Отведите их.

Послышался недовольный ропот, на фоне которого взвился разъяренный голос:

— А вы знаете, сколько я уже торчу в этом чертовом поезде? Несколько часов! Я предъявлю городу иск на сто тысяч долларов! Я не шучу!

Копы из полицейского спецназа, привычные к общению с толпой, сделали движение вперед. Пассажиры нехотя попятились. Дэниэлс взял машиниста за локоть и сказал: