них. Даже не видя лиц, она точно понимала, кто из амхара окружает их. И их было достаточно.

«Проворная, миниатюрная Агата с грацией танцовщицы. Огромный, высокий Коджи, размером больше Дома. Одноглазая Селька, со своим братом-близнецом Джемом, который всегда держится поблизости. Еще Эмброуз. И Маргида. – А также многие другие, все дети Гильдии, послушники, как и она, выжившие, чтобы стать безжалостными и смертоносными убийцами, верными охотниками лорда Меркьюри. Не хватало только Гариона. – Возможно, он все еще бродит по Билскосу и ждет, когда к нему в руки упадет еще один контракт».

Сораса подняла подбородок и пустые руки. Стрелы двигались вместе с ней. Стоящий на земле Дом снова попытался встать, и стрела просвистела мимо, вонзившись в землю в полудюйме от его сапога. Древний застыл на месте, упершись одним коленом в грязь.

«Предупреждение. Единственное, которое мы получим».

– У меня нет дома, – сказала Сораса поляне.

– Разве? – ответил голос, и она нашла взглядом Люка.

Убийца показался из-за деревьев и вышел на свет. Он был таким же, каким она его помнила, постоянно двигался, словно слушая какую-то песню, которую не мог услышать никто другой. Как и все остальные, мужчина носил черно-коричневую кожаную одежду, украшенную узорами, которые позволяли ему слиться с местностью. В цитадели Люк преуспевал во всех своих занятиях, особенно в искусстве убеждения. Он вырос красавцем с молочно-белой кожей, волосами цвета воронова крыла и бледно-зелеными глазами в обрамлении густых черных ресниц. Как только он достиг совершеннолетия, Гильдия нашла ему множество применений. «А теперь они думают, что могут использовать его против меня».

– Лорд Меркьюри – великодушный человек, – сказал он, широко разводя руки. Обе ладони, как и ее собственные, были покрыты татуировками – солнце и луна.

– По моему опыту – нет, – ответила Сораса, считая оружие. «Меч и два кинжала у Люка. Шесть кинжалов у Агаты. Плеть Маргиды. Топор у Коджи».

Люк нацепил доброжелательную обаятельную улыбку. Затем отбросил прядь темных волос с глаз цвета морской пены.

– Ты увидишь, что его можно убедить, – сказал он, шагнув к Сорасе.

Она почувствовала движение воздуха, и Дом посмотрел в другую сторону, заметив что-то за ее плечом. Затем бессмертный взглянул прямо на нее, широко раскрыл глаза, а после моргнул. Один раз. Два.

«Двое у меня за спиной».

Тело Сорасы двигалось так, как его учили. Перенеся вес на подушечки стоп, она согнула колени и расправила плечи, все полученные в Гильдии уроки всплыли в ее памяти. Но она не смела достать кинжалы, боясь, что тогда на поляну обрушится торнадо из крови и стали.

По-прежнему стоя перед Люком, Сораса сохраняла спокойствие. Он был опасным человеком, умевшим одинаково хорошо обращаться и с клинком, и с ядом. Они вместе пускали кровь, их первые убийства произошли с разницей всего в неделю.

– Я помню, как ты плакал перед сном, – сказала Сораса, пробуя единственное оружие, с которым Люка дюКейна не обучили сражаться.

«Воспоминания».

Его широкая улыбка дрогнула.

– Амхара забрали тебя из деревни в Мадренции, стоящей где-то на побережье. – Она провела языком по зубам, как будто смакуя восхитительный вкус. – Раньше ты плакал, вспоминая ее название.

– Возможно, у нас и разное прошлое, но одинаковое будущее, – сухо ответил Люк, словно молитву повторяя старое учение амхара. – Мы служим Гильдии и ее повелителю лорду.

Остальные вторили ему.

– Мы служим, – прозвучало со всех сторон. Сораса даже почувствовала эти слова на собственных губах, они умоляли произнести их вслух. Но она проглотила их.

Стоявший в центре поляны Дом крайне медленно, бесшумно и едва незаметно переместился к своему мечу.

– Раньше я завидовала тебе, Люк, – вздохнула Сораса, делая шаг к нему.

Люк не шевелился, его не беспокоила ее близость. Он знал ее границы, как и она знала его.

– Ты все еще завидуешь мне, – сказал он, покачав головой.

– Тебе очень повезло. Ты помнил свою семью, свой дом. Что-то, существующее за стенами цитадели. – Сораса притворно улыбнулась, пытаясь разозлить его. – Не то что я.

– У тебя и у меня есть только одна семья, – прорычал Люк, его черные брови сошлись вместе. Затем, к удивлению Сорасы, он протянул руку, солнце на его ладони было обращено к ней. – Позволь нам доставить тебя домой.

«Он издевается надо мной», – подумала Сораса, ее щеки покраснели, а в груди вспыхнул гнев. Ее ребра зачесались, и она зарычала.

– О, Люк, я ношу твой дом с собой, куда бы я ни пошла.

С силой дернув тунику в сторону, Сораса продемонстрировала длинный узор, чернилами нанесенный на ее кожу. Он тянулся вдоль тела от ребер до самых бедер, масляно-черная татуировка на бронзовой коже. Бо2льшая часть узора выглядела красивым: ее имя и деяния, ее великая слава и достижения, представленные в виде трофея, который никто никогда не сможет отнять. Письмена на айбалийском, языке, который она выбрала, и что-то более древнее, язык давно умерших амхара. Сораса почувствовала, как десятки глаз пробежались по татуировке, прослеживая каждую букву. Все убийцы носили такие же, их собственные ребра покрывали нанесенные чернилами метки.

Дом тоже уставился на нее, его изумрудный взгляд блуждал по обнаженным ребрам и животу. Было не трудно догадаться о мыслях Древнего. «Моя кожа представляет собой карту всех моих кровавых побед, ее невозможно игнорировать или забыть. Все, что он ненавидит во мне, нашло воплощение в моей плоти».

Поднявшийся ветер холодил кожу Сорасы, но она отказывалась дрожать. Она хотела, чтобы они увидели все это. Чтобы вспомнили последний раз, когда видели письмена на ее теле, пока сами прижимали ее к полу атриума цитадели.

Взгляд Люка остановился на том месте, где живот переходил в бедро, мышцы там были тугими. Последняя часть татуировки не выглядела красивой или замысловатой. Последние строки были наполовину вырезаны, сотворенные из чернил и шрама.

«Осара». Слово было клеймом на ее плоти и в ее сознании. «Осара. Осара». Оно все еще обжигало, открытое всему миру и дюжине глаз, ее позор и крах были выставлены на всеобщее обозрение. Сорасе хотелось закричать.

«Коджи удерживал меня, вдавив колено мне между лопаток. – Сораса вспомнила жгучую боль. – А Агата держала кинжал у моего горла, настолько близко, что стоило пошевелиться, как она перерезала бы его».

– Ты наблюдал, как они творили это, – выдохнула она, ее голос стал хриплым.

Люк кивнул, медленно скользя взглядом по ее ребрам и чернилам, по ее истории, пока не добрался до ее лица.

– Я помню, – сказал он. – Мы помним.

Сораса Сарн не ждала извинений ни от одного из амхара. Она слишком хорошо знала их и себя. Они никогда не станут выказывать сожаление и никогда не выступят против Гильдии. И она тоже. Она жалела об этом даже сейчас, когда клинки всех убийц были направлены в ее сторону.

Ветер снова зашевелил деревья, раскачивая ветви. Из-за этого неподвижные убийцы выделялись еще сильнее, их темные фигуры застыли на месте. Сораса ослабила хватку на тунике, и мягкая, поношенная ткань