нее, что его жизнь ничего не значила до тех пор, пока не появилась она. Он закрывает глаза, отгораживаясь от себя. Внезапно его возмущает, как легко она разделалась с ним.

Когда они лежат вместе, Тоби думает о городе, раскинувшемся вокруг них. Десятки тысяч с трудом влачат жалкое существование. Речные мусорщики и водосточные работники, которые роются в грязи и отбросах, надеясь найти золотое кольцо, выкованное в римской кузнице. Старики, испускающие последний вздох, девушки, жарящие серебристую сельдь на решетках над огнем. Нелл превращает поцелуй в укус, и он глубже погружается в нее. Город, кишащий болью и радостью, тьмою и светом. Жизни, сгорающие в собственном огне.

Нелл скоро уйдет, вернется к девочке – к ребенку, которого она кормит сказками о маленьких героинях, где дети-альбиносы, горбуны или девушки-леопарды ничего не боятся и их никто не боится и не хочет изменить.

Потом они слышат, как Джаспер выкрикивает его имя. Они замирают, и Тоби подносит палец к ее губам. Он не знает, что может сотворить его брат, если обнаружит их вместе. Несколько недель назад он был уверен, что Джаспер все может прочитать по его лицу. Теперь он хранит тайны, неведомые для его брата. Либо он найдет способ для маскировки, либо хватка Джаспера наконец ослабнет.

– Сейчас буду! – кричит Тоби Джасперу.

Он не задерживается, чтобы посмотреть на Нелл или спросить ее мнение. Быстро натягивает штаны и рубашку и оставляет ее лежать на матрасе лицом в подушку.

– Мне нужно выпить, – говорит Джаспер, как только видит его.

– Я устал… – начинает Тоби, но Джаспер уже ведет его к своему фургону, и Тоби бежит трусцой, чтобы поспеть за ним. Он видит, как напряженно грумы наблюдают за его братом, когда они проходят мимо. Их туловища изогнуты, как вопросительные знаки, они подобострастно ждут его одобрения. Каково это – держать людей в рабстве подобным образом? Тоби замечает, что его рукав немного сдвинулся, открывая розовые лепестки. Может быть, они смотрят на него?

Многие думают, что построить бизнес легко, что нужен только капитал. В отличие от него и Джаспера, они не понимают всей трудности руководства операцией такого масштаба. Тщательное планирование, риски, ежедневное ожидание катастрофы. Трибуны всегда могут обрушиться, как в тот раз, когда погибла жена Пабло Фанка. Случайный пожар может обратить в пепел многолетнюю работу. Артисты ошибаются и очень часто платят жизнью за свои ошибки.

– На два пальца джина? – спрашивает Джаспер, и Тоби кивает, устраиваясь на стуле в углу фургона. Они чокаются. – Сегодня ночью я не мог заснуть. Знал, что не усну. – Джаспер обмахивается веером. – Сегодня жарковато. Напоминает мне ту влажную жару перед бомбардировкой. Предчувствие беды.

Джаспер откидывается назад и закуривает сигару.

Неужели брат играет с ним и напоминает о содеянном? Тоби отпивает глоток джина.

– Да, – соглашается он. – Слишком жарко для сна.

– Знаешь, в те дни я жил по-настоящему, – говорит Джаспер.

– Знаю.

– Иногда я скучаю по полевой службе. Все думали, что мы там будем убогими солдатиками, но я не был. – Он прикладывает к плечу невидимую винтовку, целится в Тоби и делает вид, что стреляет. – Я знал, что сражаюсь за каждого парня рядом со мной. Это было хорошо и важно. Насколько я помню, ты тоже это ощущал.

Тоби не может согласиться с ним. Иногда ему кажется, что его брат служил на другой войне, что у него было другое детство. Джаспер все переиначил, скрыл мелкие измены, взял кусочки из их жизни и сшил их на живую нитку. Это заставило Тоби усомниться в том, может ли он доверять собственным воспоминаниям, не было ли в них какого-то глубинного изъяна. Вероятно, так проще жить: делать вид, что жизнь прекраснее, чем она была на самом деле, что у них были равноправные братские отношения и Тоби был только рад этому. Тем не менее он чувствует, что его жизнь заглушили и переписали. Ему хочется спросить: Что случилось с нашим цирком, с тем самым шоу, где мы были бы совладельцами? Но он не может признать одну правду без признания истины во всей ее полноте. Разбитый микроскоп, исковерканное тело Дэша.

Любая история – это вымысел, думает Тоби.

Брат тянется к его руке и крепко сжимает ее. Его ногти врезаются в кожу.

– Наше шоу будет триумфальным, да!

– Конечно, – говорит Тоби. – Ты всегда побеждаешь.

– Никаких взбесившихся львиц.

– Ни за что на свете.

Джаспер улыбается ему.

Теперь Тоби может расстегнуть рубашку и показать ему свое тело. Может встать перед ним как живой сад. Но что скажет Джаспер? Накричит на него и вышвырнет из фургона? Или заулыбается и захлопает в ладоши? Он одергивает рукава и поправляет воротник, подтягивая его повыше.

– Я думал насчет той девочки, – говорит Джаспер.

– Нелл?

По лицу его брата пробегает тень.

– Нет, не о ней. О Перл.

Сердце Тоби пропускает удар.

– Ты же не думаешь о том, чтобы продать ее?

– Подожду, пока мой успех не будет гарантирован. Пожалуй, несколько недель. Потом, если стану знаменитым, то рискну продать ее Уинстону.

– Она не может остаться здесь?

Джаспер смеется.

– Не будь тупицей. Она обошлась мне в тысячу фунтов.

Тоби разевает рот:

– Что?

– Знаю, знаю. – Джаспер отпивает глоток джина. – Это было необдуманное решение, но скоро я все верну. В конце концов, Уинстон хочет получить ее.

Тоби кивает и кусает щеку изнутри. Ему становится тошно от запаха джина.

– Пей, – говорит Джаспер, но его питье остается нетронутым, а рука дрожит.

– Завтра все пройдет как по писаному.

Джаспер кривится.

– Вот уж не знаю.

– Все будет хорошо. Как всегда.

Они сидят вместе в уютном молчании. В конце концов Тоби потягивается и говорит, что ему пора спать. Он идет к зверинцу, чтобы проверить засовы. Когда он подходит к угловой клетке, то обнаруживает жалобно скулящего волка.

«Счастливое семейство».

Должно быть, заяц прячется в соломе. Но когда волк щурит желтые глаза от света лампы и отходит подальше, Тоби видит крошечный белый череп, обглоданный дочиста.

Джаспер

Джаспер просыпается рано, удивленный тем, что вообще смог заснуть. Он тянется к ботинкам из верблюжьей кожи и до блеска натирает их воском. Отряхивает шляпу и осматривает свой блестящий красный фрак на предмет разболтанных пуговиц. Он уверен, что после представления королева пригласит его в Букингемский дворец. Проводя рукой по застежкам, он репетирует остроты, которыми может воспользоваться на приеме. «Разумеется, я уверен, что мои дрессированные пудели причиняют гораздо меньше беспокойства, чем ваши…» Он подмигивает воображаемым камергерам и произносит слова перед зеркалом, потом недовольно морщится.

Слабо.

А может быть, так, с ироничной интонацией: «Все мои номера подлинные, в отличие от Уинстона, который прячет под жилетом копченую селедку и называет себя русалкой».

Джаспер хмурится. В нужный момент ему что-нибудь придет в голову. Он застегивает пряжки ботинок и представляет себя идущим по коридорам, где до него проходили все знаменитые шоумены со своими альбиносами и ацтеками, карликами и великанами. Он так много читал о Королевской картинной галерее, что уже мог вообразить себя внутри. Фрески, обитые шелком диваны и ее спаниель, против которого Чарльз Страттон обнажил свою саблю и вызвал его на дуэль. Когда он собирается