Обе теории относятся к эволюции поведения, но ни одна не рассказывает нам о реальных мотивах. Эволюция зависит от успешности признака на протяжении миллионов лет, а мотивы возникают здесь и сейчас. Например, секс служит для размножения, но, когда животные спариваются, это происходит не от желания размножиться. Они не осознают этой связи: сексуальные желания отделены от главной причины существования секса. У мотиваций собственная жизнь, вот почему мы описываем их в категориях предпочтений, желаний и намерений, а не в контексте ценности для выживания.

Посмотрим на бонобо из зоопарка, помогавших Кидого. Очевидно, что никто из них не был связан с ним родственными узами и никто не мог ожидать особой ответной помощи от ослабленного болезнью собрата. Возможно, Кидого им просто понравился или они его пожалели. Таким же образом Куни продемонстрировала заботу о птице, несмотря на то что это помогающее поведение уж точно развилось у бонобо в ходе эволюции не ради блага не-бонобо. Однако, если какая-либо тенденция существует, она вполне может развиваться дальше, отойдя от своего изначального предназначения. В 2004 г. Джет, черный лабрадор из Розвилла, штат Калифорния, бросился вперед, загородив своего друга, мальчика, которого собиралась укусить гремучая змея, и принял ее яд на себя. Джета по праву сочли героем: он не думал о себе, будучи истинным альтруистом.

Это говорит о том, на какой риск готовы идти животные. Благодарная семья мальчика потратила 4000 долларов на переливания крови и оплату счетов ветеринарных клиник, чтобы спасти своего любимца. Одному из шимпанзе, обитавших в зоопарке, не так повезло – он заплатил жизнью за неудачную попытку спасти детеныша своего вида, упавшего в воду из-за неловкости матери. Поскольку человекообразные обезьяны не умеют плавать, даже для того, чтобы просто войти в воду, требуется невероятная отвага.

Альтруистическое поведение широко распространено и у людей. Раз в неделю в одной из газет Атланты, которую я регулярно читаю, появляются сообщения о разных «добрых поступках» – в этой рубрике люди рассказывают о помощи, полученной от незнакомцев. Пожилая женщина написала о том, как в один прекрасный день ее 88-летний муж, выезжая из дома, обнаружил, что подъездная дорожка перегорожена огромной упавшей сосной. Проезжавший мимо незнакомец выскочил из своего пикапа, распилил дерево бензопилой, которая лежала у него в машине, и оттащил куски в сторону, расчистив дорожку для этой пожилой пары. Когда женщина вышла, чтобы заплатить ему за работу, спаситель уже уехал.

Не думайте, что помогать незнакомцам всегда легко. Когда Ленни Скатник в 1982 г. нырнул в ледяную реку Потомак, чтобы спасти жертву авиакатастрофы, или когда простые граждане в Европе укрывали еврейские семьи во время Второй мировой войны, они все подвергали себя огромному риску. Во время землетрясений люди часто бросаются в горящие или рушащиеся дома, чтобы вытащить оттуда незнакомцев. Конечно, позже их может найти награда в виде хвалебного сюжета в вечерних новостях, но это никогда не бывает истинным мотивом. Ни один нормальный человек не станет рисковать жизнью ради минуты славы в какой-нибудь телепередаче. В хаосе событий 11 сентября в Нью-Йорке происходило множество анонимных актов героизма.

Но даже при том, что мы и другие социальные животные иногда помогаем незнакомцам, не думая о себе, я все же склонен утверждать, что такие тенденции происходят от взаимовыгодных отношений и помощи своим родственникам. Героический пес Джет, вполне возможно, считал мальчика частью своей стаи. Ранние человеческие общества, вероятно, создавали оптимальные условия для выживания «самых добрых», что способствовало сохранению семьи, и тех, кто в будущем мог ответить услугой на услугу. Когда такая чувствительность появилась, она распространилась и на другие аспекты. В какой-то момент сочувствие другим стало самоцелью: краеугольным камнем человеческой нравственности и морали и основополагающим аспектом религии. Поэтому христианство учит нас возлюбить ближнего своего, как самого себя, давать нагим одеяние, кормить бедных и заботиться о больных. Но полезно понимать, что, подчеркивая важность доброты, религии просто закрепляют то, что уже является частью нашей человеческой природы. Они не меняют человеческое поведение полностью, а только делают акцент на уже существующих способностях.

А как может быть иначе? Невозможно посеять зерна нравственности в неблагодатную почву – это все равно что научить кошку приносить газету.

Некогда президент одной большой страны был известен особым выражением лица. Под воздействием едва сдерживаемых эмоций он, прикусывая нижнюю губу, говорил своей аудитории: «Я чувствую вашу боль». Дело здесь даже не в том, насколько искренней была эта демонстрация чувств, – важен был сам факт переживания из-за несчастий других. Эмпатия и чувство общности являются нашей второй натурой в такой степени, что лишенный их индивид производит впечатление психически больного или опасного.

При просмотре фильмов мы не можем удержаться от того, чтобы не сопереживать героям на экране. Мы приходим в отчаяние, когда видим, как они тонут вместе со своим гигантским кораблем; мы ликуем, когда они смотрят в глаза давно потерянных возлюбленных. У всех зрителей в зале наворачиваются слезы, хотя мы всего лишь сидим в кресле, глядя на экран. Эмпатия знакома всем нам, однако прошло очень много времени, прежде чем ее стали воспринимать всерьез как тему для исследования. Так как на вкус прагматичных ученых она была слишком неопределенной и размытой, то ее обычно валили в одну кучу с телепатией и другими сверхъестественными явлениями.

Времена изменились, и мои шимпанзе недавно продемонстрировали убедительный довод в пользу существования у них сопереживания во время визита Кэролин Зан-Векслер, одной из первых исследователей эмпатии у детей. Мы с Кэролин отправились осматривать группу шимпанзе в Центре Йеркса. Среди обезьян была одна самка по имени Тай, которую чрезвычайно сильно влекло к людям. По сути, ее больше интересовали мы, чем сородичи-шимпанзе. Каждый раз, как я появлялся на смотровой вышке, выходившей на вольер, она бросалась вперед, издавая громкое приветственное пыхтение. Я всегда приветствовал ее в ответ и разговаривал с ней, после чего она усаживалась и наблюдала за мной, пока я не уходил.

Но на этот раз я был так поглощен разговором с Кэролин, что едва поднял голову. Поскольку я не поприветствовал Тай, беседа была прервана громкими, пронзительными воплями, привлекшими наше внимание. Тай начала бить себя, как это делают шимпанзе, закатывая истерику, вскоре ее окружили сородичи и начали обнимать, целовать или придерживать, чтобы успокоить. Я тут же понял, почему она устроила такой переполох, и горячо поприветствовал ее, протянув к ней издалека руку. Я объяснил Кэролин, что эта шимпанзе почувствовала, что ею пренебрегли, потому что я с ней не поздоровался. Кэролин с легкостью узнала этот сценарий. Тай с широкой нервной ухмылкой продолжала смотреть на меня, пока наконец не успокоилась.

Самым интересным в этом инциденте было не то, что Тай обиделась на мою неучтивость, а то, как реагировала группа. Именно такое поведение Кэролин изучает у детей. Другие обезьяны старались успокоить Тай, снизить степень ее огорчения. Получилось, что Кэролин обнаружила такую способность у животных, хотя они никогда не были объектом ее изучения. Когда ее команда посещала разные дома, чтобы выяснить, как дети реагируют на членов своих семей, которых просили изобразить печаль (поплакать), боль (вскрикнуть «ой») или болезнь (например, покашлять), исследователи выяснили, что дети старше года уже способны утешать других. Это важный этап их развития: неприятные переживания у знакомых людей провоцируют участливый отклик, например похлопывание и потирание больного места страдающего. Поскольку выражения сочувствия проявляются практически у всех представителей нашего вида, они являются столь же естественным достижением, как первый шаг ребенка.