Зачем он погружает меня в это все?

Я же чужая. Я вообще никто.

Разница между нами настолько огромна, что ее не измерить ничем.

За спиной Вадима — огромная семья, куда не только кровная родня входит, но и все друзья, за столько лет, судя по всему, ставшие куда ближе, чем некоторые родственники бывают! За его спиной — безусловная поддержка. Вон он как легко говорил про то, что мне помогут. Его не напугала моя страшная история. Вадим полностью уверен, что это все — ерунда.

За моей спиной — только выжженная земля и боль. Одиночество, страх. И, в дальнейшем — скорая неминуемая смерть. Я это уже давно поняла, не дура.

И никого не хочу за собой тянуть. Никаких случайных жертв.

И уж тем более не хочу тянуть тех, кто так кровно связан. Спаян в единое целое.

Их много, Вадим прав. Им вместе не страшно ничего.

Но я-то одна.

И всегда буду одна.

Это сейчас я поддалась своей слабости, своим гормонам, позволила Вадиму привезти меня сюда. Зачем? Зачем? Лучше бы поехали в гостиницу, потрахались и разбежались! Лучше бы мы с самого начала так делали!

Без того чудесного вечера на природе, любви с видом на излучину… Когда всю душу — наизнанку! До боли!

И без поездки сюда, в этот дом, пропитанный любовью, дружбой и доверием.

Это все не про меня!

Мне нельзя доверять!

Я беду приношу!

Мы выходим обратно на улицу, к ярко освещённому подогреваемому бассейну.

— Вадим, — поворачиваюсь я к нему, стремясь прекратить все, пока не поздно, и наталкиваюсь на черный острый взгляд. Поздно все.

Я тону в его глазах, нанизанная на острие, глупая мушка, нелепо дребезжащая крылышками.

— Ты — пиздец, какая красивая, — тихо говорит Вадим, делая шаг ко мне.

Что он мог во мне красивого найти, непонятно. Особенно сейчас, когда я в образе Арса. Нелепая, смешная, в идиотских очках и прикиде.

Я все еще хочу его остановить. Сказать, что все это глупость, как-то донести до него простую истину, которая открылась мне сейчас.

Нельзя тянуть такого парня в свой тупой и опасный мир! Нельзя!

Я отступаю назад, понимая, что, если он до меня дотянется, то ничего уже сказать не выйдет.

— Машка… Не бегай от меня, а? — он просит, а в глазах столько всего… Черт, я до конца жизни буду разгадывать все это!

Шагаю еще назад… Поскальзываюсь и, глупо взмахнув руками, ухаю в бассейн!

Теплая вода с готовностью обволакивает, напитывает одежду, тянет на дно. А я настолько ошеломлена, что даже не пытаюсь держаться на плаву. Водный покров схлопывается надо мной, глуша все звуки. И, в этот момент мне это кажется благом…

Сильные руки вытягивают на поверхность так быстро, что я не успеваю даже глотнуть воды.

Лицо Вадима испуганное и напряженное.

— Ты чего? Машка? Машка?

Он трясет меня, поддерживает в своих надежных объятиях, гладит по лицу, убирая налипшие волосы.

А я смотрю на него и не могу оторваться.

Мокрые волосы облепили лицо, вода на щеках, на губах… Красиво до безумия. Хочется слизнуть эту влагу.

Попробовать, какая она на вкус. Должна пахнуть им. Все вокруг пахнет им.

Я молча тянусь к его губам, мягко трогаю их своими, словно неопытный жеребенок пробует взять яблоко с руки…

И да, я оказываюсь права. Его губы — невозможно вкусные. Мокрые, прохладные, гладкие до умопомрачения. Завораживающие…

Я пробую еще и еще, ловя его тяжелеющие вздохи, жмусь к нему, обнимая за шею.

— Машка… Дурочка, я так испугался…

— Я плавать не умею, — делюсь я очередным своим минусом.

Вадим легко держит меня на плаву, смотрит, смотрит… А затем целует. Захватывает мои губы в жесткий плен, все больше и больше заводясь.

Вода совершенно теплая, в ней так хорошо, так комфортно.

И потому я не возражаю, когда Вадим начинает стягивать с меня одежду, предмет за предметом, словно снимая ненужные, тянущие на дно оковы, раскрывая меня, освобождая, как бабочку из кокона.

Теплая вода касается острых сосков, это будоражит и заводит. А еще больше заводят губы Вадима на моей груди. Он мягко и нежно пробует по очереди каждую вершинку, чуть прикусывает, до легкого дискомфорта, лижет. Я дрожу, несмотря на невероятно комфортную температуру, мне сладко и одновременно больно.

Хочется тоже больше его голой кожи, его тела, и я тяну мокрую футболку с широченных плеч, неловко и быстро.

— Машка… Красивая… — шепчет он, разглядывая меня возбужденными хищными глазами, делает пару гребков и прижимает к бортику бассейна, чтоб удобней было раздевать.

Я настолько возбуждена, настолько безумна в этот момент, что даже толком не понимаю, где мы, и для чего он все это делает. Мне просто надо быть к нему как можно ближе, ощущать его всего, рядом, в себе! Это реальная потребность, самая, что ни на есть, базовая.

Кеды, штаны карго, трусы — все стаскивается, все оказывается на дне бассейна очень быстро, но все же недостаточно. Я рычу, в досаде и злости, пытаясь добраться до него, дергаю мокрый ремень на джинсах, который никак не хочет расстегиваться.

И в итоге Вадим помогает мне и со своей одеждой, убирая мои дрожащие пальцы и быстро стягивая и отбрасывая все в сторону.

В неверном свете бассейна он смотрится идеальным божеством. Его руки, плечи широченные, грудь, плоский живот… Все это — словно не человек, а нечто невероятное. Совершенное.

Я медленно веду взглядом, залипая на гладкой мокрой коже, на влажных волосах, на губах… Я еще не все капли воды с них сцеловала. Надо исправить!

Тянусь к нему, и мой Хищник встречает меня на полпути.

Мы врезаемся друг в друга, как два космических тела, которых центробежная сила неизбежно притягивает, впаивает друг в друга, чтоб навсегда оставить их в таком сомкнутом состоянии.

Я была бы на это согласна. Чтоб навсегда.

Чтоб пить его поцелуи, умирая от наслаждения, ощущать под ногами пустоту воды, и знать, что не утону, потому что он меня держит на плаву. Он — единственный мой якорь сейчас, в этой гребанной жизни. Единственный ориентир.

— Машка, Машка, Машка… Хочу тебя, так хочу… Глупая, зачем ты так с нами? — он все шепчет, шепчет, шепчет, а руки его ласкают, трогают, так правильно, так нужно мне сейчас, и я вскрикиваю, умирая от удовольствия, когда длинные пальцы врываются в меня и начинают двигаться умело и ловко.

Я тут же теряю равновесие, держусь только на нем, только за него, смотрю в острые глаза, растерянно и жадно поглощаю идущий от него жар, мощь и сексуальный напряг.