В общем, не будь защиты, смерть была бы неизбежна; используй поляк револьвер, итог был бы тот же — пуля из него тяжелую кирасу влет пробивает, правда, только в упор, так и убивец стрелял в него не с трех саженей — были видны даже капельки пота на его лице.

Но травма оказалась достаточно серьезной и очень долго причиняла ему страдания. Только сейчас, почти пять месяцев спустя, Александр чувствовал себя относительно хорошо, и если не навалившаяся внезапно простуда, то было бы совсем прекрасно.

— Скажи, Саша, строя большое монументальное здание, строитель будет использовать вместе с кирпичами соломенные саманы из навоза и грязи, какие обычно делают в Малороссии? Или даже вообще одну только глину с ивовыми прутьями плетней? Из такого материала можно возвести стены халупы, но как с дворцом?!

— Нет, отец.

Александр чуточку улыбнулся, показывая, что шутку понял. Но только ее часть, ибо известно, что в каждой шутке есть только ее доля, но никак не больше.

— Вот так и мы сейчас держимся на трех китах — за Веру, Царя и Отечество! Можем опираться только на православные единоутробные народы, связанные с нами не только по крови, как, например, болгары и те же сербы, но и по вере, как греки, румыны или грузины. Да те же палестинские христиане, друзы или копты, многие из которых продолжают держаться древней веры, что очень близка нам, а не католикам с лютеранами…

— Но ведь наши башкиры и татары — мусульмане, но служат тебе не менее истово и честно!

— Они служат Царю и Отечеству, сын мой. А это не менее важная опора, чем вера! Вот возьмем, к примеру, поляков. Могут ли они быть нормальными верноподданными? К вере нашей относятся враждебно, в лучшем случае считая православных диссидентами, а в худшем схизматиками. Про отечество наше не говорю — Червонную, Черную, Белую и Малую Русь они кровью постоянно заливали по самую макушку. Даже до нашей Великой Руси добрались, народ по сей день помнит Смуту! Про «царя» и говорить не приходится, я для них давно жупел! Да и любой из вас, Саша, что ты, что твои братья, для них «красным зверем» служите.

— Это точно! — пробурчал Александр, поглаживая ладонью раненый бок. — Надеюсь, брат Фридрих им хорошую баню устроил!

— Пшеки!

Губы Петра презрительно скривились, так он иногда называл поляков за их постоянное «пшепрашам».

— Они сейчас толпами бегут в Краков, под руку Австрии! Кое-кто даже за Буг, к нам, изъявляя полную готовность даже перекреститься, лишь бы не онемечиваться. Лютуют тевтоны дюже! Словно фашисты…

— Фашисты? — с удивлением спросил Александр. — «Фашио» с латыни означает «пучок». Розги, то есть фасции, носили ликторы при консулах вместе с топориком. Да, они наказывали, но вряд ли лютовали — при двух консулах их едва по дюжине находилось. Ты решил проверить мои знания, отец?! Так ведь сам знаешь, как меня учили!

— Ты не бери в голову, Саша! — Петр фальшиво закряхтел, скрывая недовольство на самого себя. Время от времени у него прорывались слова, занесенные из собственного прошлого, вернее будущего, если судить по датировке.

— Так что, сын мой, такие мятежные подданные нам ни к чему, как и всякие прочие бухарцы, персы и прочие народы. Их культура уже состоялась, принести нашу к ним на одних кончиках штыков великая ошибка. Мы лишь можем взять их под свое покровительство, протекторат, сделав так, чтобы они никогда не стали нашими врагами. Ради этого нужно полностью сохранить их нравы, обычаи, устои, традиции, привычную форму управления. Даже налоги вводить не нужно, империя проживет без их серебра. Нужна только лояльность, желательно полная!

Петр медленно прошелся по мягкому ковру, прикоснувшись рукою к теплому боку печной стены — во дворце постоянно топили, расходуя огромные поленницы дров.

— Что же касается вопроса о приращении земель… Раздвинуть пределы России можно и нужно, Саша. За время моего правления Россия увеличилась на треть. Возьми восток — Приамурье, Приморье, Туркестан, Аляска и Калифорния — без них мы уже не представляем России. Ты же сам был царем Сибирским и прекрасно знаешь положение в тех краях!

Петр подошел к карте, что висела у Александра в кабинете. Пусть и не такая огромная, как у него, но не менее точная. Красный цвет окрасил восток Европы, протянулся через Сибирь и захлестнул запад Северной Америки. Но сейчас взгляд притягивали красные штриховки, что были нанесены дальше установленных к сегодняшнему дню пределов империи.

— Но восток даст полную силу через годы, никак не раньше — огромную территорию еще нужно освоить. Зато юг под нашей властью, и мы его заняли — Новороссию, Крым и Кавказ. А если взять Византийское царство, а также протектораты — валахов и палестинских христиан, то сразу видно, насколько приросли пределы нашей империи.

— Жаль, что земли на востоке безлюдны, отец, их осваивать не одно десятилетие придется, если не век, тут ты прав. Слишком сурова там природа, таящая в себе огромные богатства.

— Насчет столетия ты ошибаешься, Саша. Что касается безлюдности, то именно потому-то я и присоединил их к империи — немногочисленных туземцев легко оставить в первобытном состоянии, не сильно докучая им цивилизацией. Ну и отправлять туда поселенцев, причем всех, а не только православный люд! Перемешать их там и стянуть казачьими заслонами. А потому, несмотря на оторванность, они будут вполне лояльными подданными и не сделают так, как в Новом Свете произошло с бывшими британскими колониями, что объявили себя независимыми.

Петр с улыбкой посмотрел на своего первенца — и хотя перед ним сидел взрослый мужчина, подаривший ему внуков, но глаза продолжали видеть в нем того юношу, с кем он мог поделиться даже самым сокровенным. Что может быть радостней для отца, которому сын еще и самый близкий друг и помощник в делах.

— Видишь ли, Саша, империю объединяют не только железом и кровью, но и чем-то другим…

Квебек

— Я вас внимательно слушаю, мистер Донован!

Генерал Моро после нескольких ничего не значащих фраз с требовательным немым вопросом посмотрел на сидящего перед ним американца в старомодной одежде, давным-давно вышедшей из употребления в Париже, да еще в припудренном парике, которых в Париже не носили со времен казненного короля.

— Вы правы, мистер генерал — время слишком ценно, чтобы его тратить в досужих разговорах, особенно сейчас, когда даже один час может стоить тысячи долларов!

Хищный, пристальный взгляд собеседника Жану Виктору не понравился — словно посланец президента Томаса Джефферсона оценивал его как какой-то предмет.

«Недаром о них как о торгашах отзываются! А главный их бог — доллар, который нигде, кроме этих еще диковатых краев, не употребляется. Совершенно никчемные деньги… Эти американцы будто туземцы, молящиеся своему божку!»

Моро кое-как сдержал презрительную улыбку, вот только мимолетную гримасу его собеседник понял иначе, расположившись в удобном кресле с самым доброжелательным видом.