— Вы очень умный человек, генерал, — с улыбкой произнес собеседник, — все правильно поняв. Я не мистер Донован, а государственный секретарь Северо-Американских Соединенных Штатов Джеймс Мэдисон! Я прибыл к вам с посланием от президента…

Имени Томаса Джефферсона посланник не назвал, словно считая, что весь мир должен об этом знать. Многие французские офицеры и солдаты корпуса Моро не только понятия не имели, как зовут главу заокеанской республики, но даже не подозревали о существовании САСШ вплоть до того момента, когда они, наконец, переплыли за Атлантику и успешно высадились в Квебеке. Сам же Моро связывал свою дальнейшую жизнь именно с Новым Светом, ибо в Старом ему не нашлось места.

Покушение на Гоша и арест вместе с вождем мятежных шуанов дал Первому консулу возможность усадить Жана Виктора на скамью подсудимых. Вот только он был начисто оправдан Народным Собранием Республики, и обвинения в измене Франции с него сняли.

К великому удивлению Моро, именно генерал королевской службы Жорж Кадудаль, как не странно, выступил в его защиту, дав честные показания и вскоре мужественно приняв смерть на гильотине.

Позднее выяснилось, что именно такими методами, сильно нечистоплотными, на взгляд самого Моро, английские эмиссары хотели стравить между собою консулов Республики.

Более того, он так и остался на посту Второго консула Республики, но был выпровожен, причем очень настойчиво, в Новый Свет, дабы принять под свое командование все заморские территории, а для почина отбить у британцев Квебек.

Гош отправил его в самоубийственный поход, Моро это прекрасно понимал. Пять тысяч солдат, двадцать пушек — втрое меньше сил, чем находилось под командованием генерала Робертсона в Канаде.

Правда, сейчас силы Моро возросли почти в полтора раза за счет моряков потопленных кораблей и местных поселенцев, радостно встретивших своих бывших соотечественников и присоединившихся к ним с оружием в руках.

Но все равно у англичан остался значительный перевес, два к одному, как прикидывал Моро, и это в лучшем для него случае! И при затягивании войны его положение еще больше ухудшится.

— И в чем суть предложений господина президента?

— Мистер Джефферсон считает, что Франция, генерал, никогда не закрепится в Канаде. Ваше положение отчаянно, мистер Моро, помощи из Европы вы не получите, на море господствует английский флот. Британцы же беспрепятственно доставят сюда любые подкрепления! Порох для ваших ружей и пушек окончится, среди солдат, не привыкших к здешнему суровому климату, начнутся болезни, и вы вскоре очутитесь в той же ситуации, что и ваш президент Гош в Египте…

Яффа

— Мы уничтожили русские корабли, а эти ленивые собаки никак не могут взять жалкую крепость!

Уильям Паркер пылал праведной злобой, проклиная свою несчастную судьбу. Его флагманский линкор был потоплен у Кронборга, и адмирала выловили моряки брига, единственного прорвавшегося из Балтики корабля, жалкого осколка от его большой эскадры.

Он хотел умереть от неимоверного позора, но не смог, а потому предстал перед лондонским судом лордов Адмиралтейства. Однако вместо ожидаемой нок-реи, украшенной пеньковой петлей (и за меньшие прегрешения на английском флоте адмиралов вздергивали без всякого сожаления), его помиловали.

Поражение было списано на злобное коварство московитов, подло напавших на британские корабли и применивших против моряков его величества свое дьявольское оружие.

Их лордства извлекли жестокий урок из трагедии и пылали жаждой мести, стремясь дать русским адекватный ответ и отплатить им сторицей за унижение.

Тщательно расспросив Паркера и уцелевших в сражении у Копенгагена офицеров, также заново допросив всех моряков, выживших в Константинополе и Дарданеллах, они приняли решение строить покрытые броней паровые корабли по типу русских «медведей». Киль первого из них уже заложили, назвав его «Дредноутом» — «Неустрашимым».

Вот только проблема была не в железных плитах, заводы могли их изготовить в любых количествах, все упиралось в отсутствие паровых машин должной мощности.

И хотя их уже широко использовали на заводах и шахтах, но на королевском флоте не возникало такой нужды. Так что когда Англия обзаведется собственными броненосцами, Паркер не мог представить — может быть, еще год, а то и два потребуется на установку дымящих коптилок на корабли и их доводку.

— Чертовы турки! — сквозь зубы пробормотал адмирал, нервно вышагивая по шканцам. Он надеялся взять Яффу с налета и тем самым поправить свое положение и вернуть подпорченную репутацию громкой победой.

Русский фрегат и два корвета были уничтожены в ходе морского боя, но трусливые османы бежали от первых выстрелов. И несмотря еще на две попытки и помощь британского флота, так и не смогли взять крепость штурмом, предпочитая вести осаду измором, ожидая, пока московиты не ослабнут от голода.

И теперь он вынужден торчать в этой дыре, в «жаркой заднице мира», как злобно шутили его моряки, имея под своим командованием пару старых линкоров и еще полдесятка дряхлых калош размерами поменьше. Такой куцей эскадры вполне достаточно для исправления должности командора, но никак не для полного адмирала. Начальство над таким сбродом не честь, а еще большее унижение.

— И сколько мне еще торчать у русской цитадели?!

Паркер огорченно взмахнул рукой и спустился в адмиральскую каюту выпить стакан доброго неразбавленного виски. Только этот напиток возвращал ему на минуту хорошее настроение…

Париж

— Профессор, чем вы хотите меня обрадовать? — в вопросе Гоша звучало раздражение — генерал не любил, когда его отвлекали по пустякам.

Он, как всякий военный, снисходительно и высокомерно относился к ученой братии. Хоть и создают иной раз дельные вещи для армии, но в большинстве своем (кроме мудреного пустословия и каких-то чересчур заумных книжек, в которых хоть и написано по-французски, и понятно по раздельности каждое слово, но вместе ничего понять совершенно нельзя) ничего более полезного не производят.

Потому первый консул с некоторым раздражением рассматривал большую химическую лабораторию, где всегда омерзительно воняло, заставленную множеством различной стеклянной посуды, которой Гош даже затруднялся дать название.

— Смотрите, господин консул!

Профессор, не так давно перешагнувший за пятьдесят лет, сиял начищенным золотым франком, и с видом Креза, подающего грязному нищему, положил перед генералом четыре картонные гильзы. Гошу хватило одной секунды, чтобы забурлить гневом.

— Зачем вы мне, профессор, русские патроны показываете?! Вы не издеваетесь часом?

— А вы уверены, генерал, в своей правоте? — пробурчал Клод Луи Бертолли, высокомерно посмотрев на Первого консула Республики как на самого туповатого студента Сорбонны.

Гош взял патрон в руки и повертел в пальцах, внимательно осмотрев маслянистую на ощупь картонную гильзу, на донце отсутствовали знакомые цифры и буквы из кириллицы.