***

Ллеу ворочался в постели, пытаясь найти позу, в которой ничего не болит. Его безумие было слишком уж устойчивым и однообразным. Ничто не менялось. Ни сырой, прогнивший дом, в котором он жил, ни смертные, которые его окружали. Картинка за окном тоже оставалась прежней, разве что иногда шел дождь, ночь сменялась утром, утро — днем… Его отражение в зеркале тоже не спешило меняться, только синяков на теле все прибавлялось. И совсем не по волшебству. Мэдди все так же звалась Мэдди, и по-прежнему пыталась ему что-то втолковать, все на том же языке людей. Так же, как и раньше бранилась и дерзила, подтрунивала и временами вытаскивала из очередной передряги. Крис, которого она звала братом, однообразно угрюмо огрызался, существо в клетке (ребенок, как уже понял Ллеу, девочка по имени Эби) непрестанно ныло и орало, женщина то и дело плакала…

Только урод, которого Мэдди звала «папашей», бывал разным: иногда — бешеным зверем, злобным демоном, иногда — просто старшей версией угрюмого Криса, иногда — веселым и даже притворно-добродушным придурком. Скалил желтые тролльи зубы в мерзкой улыбочке и обещал привезти деткам конфет. Завтра после работы. Но, конечно, никогда не привозил. Ллеу довольно быстро вычислил, что меняет его: виски. Что он, пьяного Шинви не видел? Хотя большинство фейри не слишком сильно менялись под воздействием алкоголя. Они могли поменяться просто так, в силу своей природы. Но на этот случай у Ллеу тогда была Глейп-ниэр. И были папа и мама, которые прекрасно разбирались в таких вещах и успевали вышвырнуть неожиданно взбесившегося оборотня за дверь прежде, чем он чего-то наворотит…

Буквально каждый день Ллеу по нескольку раз порывался сбежать из этого отвратительного дома, хотя не знал куда ему податься и что делать потом. Было бы здорово прихватить с собой безумную Мэдди — Ллеу уже убедился, что как раз она была наименее сумасшедшей из всех. В свое сумасшествие он тоже больше не верил. Конечно, с ним случилось что-то странное и необъяснимое, но это, вне всякого сомнения, просто магия. Беда в том, что после случая с разбитым окном за ним зорко приглядывали, запирали, когда не могли следить и — самое скверное — постоянно пичкали какими-то лекарствами. От них на Ллеу нападала смертельная слабость и сонливость, а в голове непрестанно гудело. Невнятно, приглушенно, точно кто-то бубнил жутковатую скороговорку на неизвестном ему языке, захлебываясь визгом на каждом втором слове...

***

Заведение работало под стандартной вывеской «Тайский массаж и релаксация». Для прикрытия задницы хозяин держал парочку настоящих массажисток. Ну, и еще несколько девочек работали по совместительству. Ван и тайцем-то не был, хотя когда-то прожил там пару лет. Что, разумеется, нисколько не мешало ему вполне успешно вести дела заведения уже не первый год. Работа, понятно, не из легких, тем более что на нем висело чуть ли не все: и с клиентами договориться надо, и за девочками присмотреть, новеньких разместить, да еще обычно и укротить, объездить (поначалу они почти всегда буянят, разве кроме самых молоденьких), и, если что, с властями утрясти. Вот сегодня Ван вышел на смену уже в пять вечера, хотя клиенты обычно в такое время еще почти не заглядывают. Но должны были подвезти свежий товар, так что дел ожидалось невпроворот. Ван спустился в казармы, разнес девочкам еду, доставленную из местной китайской забегаловки (лапшу с курицей в глазури — чем не лакомство? жируют, сучки) и сел просмотреть счета. На бухгалтера босс тоже жлобился, выкручивайся как можешь.

В этот момент при входе звякнул колокольчик. Ранняя пташка. Ван поднял взгляд от бумаг. Высокий блондин, явно иностранец. Одет… так себе одет, но Ван приучил себя не делать поспешных выводов. Европейцы бывают… странными. И никогда не знаешь, в какой воде плавает крупная рыба.

— Добрый вечер, сэр, чего изволите пожелать?

Блондин загадочно улыбнулся:

— Полагаю, мне нужна… релаксация.

Ван услужливо закивал:

— Конечно, конечно. — И привычно затарахтел: — Традиционный массаж, масляный массаж, массаж ног, массаж горячими камнями…

— Меня интересует, — продолжая улыбаться, оборвал его клиент, — особая релаксация. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

Ван еще раз окинул его придирчивым оценивающим взглядом:

— Эта услуга будет немного подороже. И только наличными.

Посетитель кивнул, вытаскивая бумажник:

— Знаете, я давненько не бывал в Чикаго. Надеюсь, за последние пять лет цены не слишком сильно выросли?

— Немного, — уклончиво ответствовал Ван, краем глаза заглядывая в бумажник клиента. — И мы берем задаток, знаете ли.

— Без проблем, почтеннейший. Сколько?

Ван назвал сумму, которой хватило бы, чтобы снять сразу двух проституток — все равно придется торговаться, так хоть будет с чего уступать. К его удивлению, клиент без колебаний отсчитал деньги и выложил на стол перед ним. Потом добавил еще сотенную купюру и снова улыбнулся:

— Только, пожалуйста, помоложе. Младше пятнадцати есть?

Вот тебе и плохо одетый посетитель. Ван мысленно похвалил себя за проницательность и поздравил с барышом.

— Найдут.

Он кивнул одному из охранников — сегодня работал этот новенький мордоворот, то ли иранец, то ли таджик какой-то. Проверенный, испытанный Чжон стоял у двери. Иранец щелкнул замком и ушел вниз.

— Присаживайтесь, сейчас вам приведут нескольких наших… массажисток. На выбор.

Блондин пристроился на диванчике, вытащил из кармана портсигар.

— Я закурю пока, не возражаете? У вас травку курить можно или… будут неприятности?

Ван немного помялся, раздумывая. Клиент снова растянул губы в навязчиво-приторной улыбке и выложил на стол еще одну сотенную.

— Ни в чем себе не отказывайте! — поспешил заверить его Ван.

Минут через пять таджик приволок из подвала трех малолеток: одна индуска и две то ли из Сирии, то ли из Египта. Ван немного занервничал: олух проклятый, не мог хоть одну славянку прихватить! Этому наверняка светлокожая больше понравилась бы. Клиент повертел каждую, неопределенно кивая.

— Им точно меньше пятнадцати?

— Вне всякого сомнения. — Ван тоже быстро закивал. — Той, кажется, тринадцать, этой вообще одиннадцать.

Выражение лица посетителя его на мгновение испугало. Но Ван почти сразу решил, что ему просто показалось.

— А по-английски они хоть говорят?

Клиент казался Вану все более подозрительным. Ты что, беседы с ними беседовать собрался?

— Чуть-чуть…

— А, ну да, понимаю. — Блондин осклабился, на этот раз уже явно неприятнейшим образом. Ван заметил, что он неспешно перебирает что-то серебристое в руках. Четки, что ли? Верующий? — Ведь есть язык, который понимают все, не так ли? Язык боли. Язык насилия. Знаете, почтеннейший, а ведь я владею им практически в совершенстве. Можно сказать, говорю на нем с младенчества.