— Почему? — вырвалось у Эрики.

— Да потому, что и без меня имеется немало людей, которые изо дня в день говорят об этом, где только можно. Я чувствовал себя способным на нечто иное, такое, чего не в состоянии сделать пусть даже очень талантливый патриот-пропагандист… Я был уверен — они еще придут ко мне, и вот тогда… тогда мне надлежит хотя бы ценой моей жизни сделать нечто исключительно важное, может быть, решающее для судеб нашей родины.

— И ваши предчувствия оправдались? — недоверчиво спросил Гросс.

— Иначе я не был бы здесь, — ответил Шулленбург. — Но разрешите мне продолжить… Как вы знаете, в Федеративной Республике Германии нашлись политические деятели, не побоявшиеся открыто признать реальность послевоенного положения в Европе, признать ныне существующие границы как между ГДР и Польшей, так и между ГДР и Федеративной Республикой, принять необходимые меры к улучшению взаимоотношений с Советским Союзом. Такая политика — жизненно необходима нашему народу. Эта политика уменьшает угрозу развязывания в Европе термоядерной войны. А поскольку эта новая политика снижает угрозу войны в Европе, отбрасывает фальшивый тезис о большевистской опасности с Востока, то мы получаем возможность независимо держать себя по отношению к США. В частности, теряет смысл дальнейшее пребывание на нашей земле американской армии, американских штабов и баз, и нам незачем больше ежегодно тратить на их содержание миллиарды марок.

Но в Федеративной Республике имеются очень влиятельные круги, которые делают все, чтобы свернуть страну на старый путь: это, как вы и сами понимаете, бывшие гитлеровские генералы и офицеры, высшее католическое духовенство, банкиры и крупные промышленники, главари созданного в Баварии, по образцу американского, военно-промышленного комплекса… Им нужна война, без подготовки к войне теряет смысл само их существование. Так разве они сдадутся без боя? Конечно, нет. Тем более что в их распоряжении огромные силы, и экономические и военные, почти миллион солдат под командой бывших гитлеровских генералов и офицеров, сотни организаций бывших эсэсовцев и так называемых солдатских союзов, реваншистские землячества…

Недовольные новой восточной политикой лица активно действуют. У них имеется свой фюрер — бывший министр Франц Штрадер, а у него свой личный штаб. Назревает заговор. Какими методами собираются противники новой политики добиться своего? Насколько мне известно, разработаны три варианта: возвращение к власти, соблюдая при этом видимость демократического пути, прибегнув к любым подтасовкам на выборах в федеральный парламент и в земельные ландтаги; не выйдет с выборами — захватить власть путем военного переворота; есть, как я уже сказал, и вариант третий, на мой взгляд, самый опасный, поскольку вооруженными силами фактически распоряжаются друзья и сторонники Штрадера и тех, кто стоит за ним, без ведома правительства, явочным порядком, однажды развернуть — конечно, молниеносную — войну против ГДР, Польши, Чехословакии, России… При этом замышляется захватить у американцев тысячи боеголовок с атомной начинкой, которые хранятся на складах в Федеративной Республике, и пустить их в дело.

В нынешних сложных условиях настал, кажется, и мой час — они снова, как я и ожидал, обратились ко мне: Франц Штрадер хочет, чтобы я был одним из его военных советников, но формально числился бы в кадрах бундесвера.

— Вы — известный авторитет по танкам, бывший командующий сухопутными войсками, — задумчиво заметил Гросс.

— Совершенно верно. Нетрудно догадаться, почему им понадобился именно я.

— И вы решили… — Эрика вопросительно посмотрела на Шулленбурга.

— Предложение Штрадера принять, — твердо сказал он. — Он принимает меня за человека, далекого от политики, я воспользуюсь этим его заблуждением для того, чтобы иметь возможность быть в курсе назревающего заговора и постараться сорвать его. Моя задача — выбрать подходящую позицию и в подходящий момент действовать. Мне кажется, я принял правильное решение, не так ли?

— Да, — сказали Гросс и Эрика.

— Но мне нужна связь с вами и через вас с вашими друзьями, — продолжал Шулленбург, — у меня должна быть возможность вовремя предупредить, вовремя передать какие-то документы — без этого вся моя затея теряет смысл, а кроме вас, я ни на кого не могу положиться.

— Вы можете рассчитывать на нас, — сказал Гросс.

— Я буду возле вас по первому же вашему зову, — заверила Эрика.

— Благодарю, я был в этом уверен, — тепло произнес Шулленбург. — Через два дня я должен явиться на новую встречу со Штрадером.

Гросс подошел к генералу и пожал ему руку.

— Вы мужественный и благородный человек, — взволнованно произнес он.

Эрика сказала:

— Вы не должны терять спокойствия, Рихард, иначе…

— Как и сапер на фронте: ошибиться я смогу лишь один раз, — согласился Шулленбург. — Но нет, я не позволю им перехитрить меня, ведь я знаю их куда лучше, чем они меня, и уже в этом залог успеха. — Генерал встал, сильный, напряженный, в суровых складках застыло лицо, непроницаемое, волевое. — Мне следует спешить.

— Когда настанет час — позовите нас, — сказала Эрика снова.

Шулленбург взял ее руку и поднес к губам.

— Вы даже не представляете, как много это для меня значит, — голос его дрогнул.

Было уже темно. Над покрытыми лесом горами распростерлось небо, усыпанное мириадами мерцающих звезд. Шулленбург уходил по тропинке, вьющейся между стволами буков и сосен. Друзья смотрели ему вслед, полные сдержанной гордости и тревоги за него.

В ту же ночь было решено, что назавтра Андерсен через Голландию возвратится на родину, а Эрика и Гросс отправятся домой. По расчетам друзей, инженер Можайцев имел возможность за это время достигнуть безопасного места.

Посыльный из военного министерства вручил Шулленбургу пакет: им явно не терпелось поскорее заполучить его. Вручивший послание бывшего военного министра, «фюрера» внепарламентской оппозиции, полковник бундесвера Дитц был высок ростом, тощий, с серой незначительной физиономией, на которой тускло отсвечивали оловянным блеском глубоко запавшие глаза. Дитц замер перед генерал-полковником. Он кого-то напоминал Шулленбургу, но кого именно, тот никак не мог вспомнить.

— Вы свободны, оберст, — сказал Шулленбург.

— Никак нет, экселенц, — на лице Дитца не дрогнул ни один мускул.

Шулленбург с подчеркнутым удивлением вскинул на него глаза, поправил монокль. Дитц бесстрастно пояснил:

— Я прикомандирован к вам. Генеральный инспектор бундесвера герр…

Шулленбург сухо перебил его:

— Вы пока не нужны мне, можете идти, оберст.

На один миг что-то дрогнуло в складках рта Густава Дитца, в глубине глазных впадин, но он не проронил ни звука, поднес руку к высокой, по-гитлеровски, тулье фуражки, четко повернулся и ушел. Прошло всего несколько минут, и его «мерседес-бенц» выполз из ворот усадьбы, развернулся и на большой скорости помчался по автостраде… Шулленбург думал о предстоящем свидании: он чувствовал — решается вопрос жизни и смерти для него, он не позволит ни Штрадеру и ни кому другому использовать себя во вред Германии, ни за что! У него, наверно, будет мало времени для того, чтобы суметь правильно ориентироваться, не ошибиться в решении, не насторожить их… И максимум бдительности — за ним безусловно уже «присматривают». Конечно, и этот оберст Дитц приставлен к нему в качестве шпиона Штрадера или генерального инспектора бундесвера Кривеля. А почему бы и нет? У него подходящая, умеющая ничего не выражать физиономия, он назойлив и нагл. С ним следует быть поосторожнее.