О том, что переименование ОКДВА в ДКФ означало близость войны, говорит и решение передать ряд соединений «из ведения Народного комиссариата Военно-Морского Флота Народному комиссариату обороны (Дальневосточный Краснознаменный фронт) следующих сухопутных войск…». Дело в том, что, согласно протоколу № 4 заседания ГВС РККА 20 апреля 1938 года, Военно-Морские Силы переходят в введение народного комиссара обороны СССР только при одном условии:

«В случае угрожающего военного положения Военно-Морские Силы (флоты и флотилии) переходят в оперативное подчинение народного комиссара обороны СССР и соответствующих командующих военных округов и армий, оставаясь по вопросам организации, комплектования и снабжения всеми видами вооружения и довольствия в полном подчинении Народного комиссариата Военно-Морского Флота СССР». Иными словами по мнению Москвы ситуация на Дальнем Востоке именно «угрожающая».

Все свидетельствует о том, что политическое руководство СССР и командование РККА исходили из тезиса том, что война с Японией неизбежна, и начало войны предполагалось на лето 1938 года: и красноармейцы должны быть в строю к 1 июля, и сухопутные части Тихоокеанского флота «накануне войны» перешли в подчинение ДКФ. Вскоре после того «грянула новая Советская Конституция», летом 1938 года у озера Хасан произошел пограничный конфликт между Советским Союзом и Японией. Участком, ставшим зоной конфликта, были сопки Заозерная и Безымянная. В случае овладения данными высотами, противник мог бы вести наблюдение за Посьетской бухтой и территорией западнее и южнее ее, а также держать под огнем всю эту местность.

В начале июля 1938 года из Посьетского пограничного отряда в Хабаровск, в штаб пограничного округа дважды делаются настойчивые запросы с просьбой дать разрешение на занятие высоты Заозерной, чтобы установить на ней постоянный усиленный пограничный пост, который располагался бы в полевом укреплении (окопе).

Японцы считали, что высота Заозерная — часть Манчжурии, ссылаясь на то, что там традиционно происходили религиозные праздники местного населения. Советские дипломаты ссылались на карту 1886 года. Так или иначе, 12 июля 1938 года советские пограничники заняли сопку Заозерная.

Трудно представить себе, что командование погранвойск УНКВД ДВК дало разрешение занять сопки без санкции заместителя наркома Фриновского, который в тот момент находился в крае. Наверное, когда-нибудь будут найдены документы о том, какие именно указания получил Фриновский от Сталина и что именно он предпринял. Какие именно инструкции получили пограничники от заместителя наркома внутренних дел?

Пока мы не знаем, какие точно были указания, но мы знаем, КТО получил приказ занять сопки. Командиром 59 погранотряда, в зоне которого и находилось озеро Хасан, был Кузьма Евдокимович Гребенник. Он родился в 1937 г. в шахтерской семье. В 1920 пришел служить в войска ВЧК рядовым, тогда же вступил в партию. Спустя пять лет он стал начальником погранзаставы. В 1931 он стал командиром полка в дивизии ОС-НАЗ (сейчас это дивизия им. Дзержинского). Здесь хочется напомнить, что погранвойсками и войсками НКВД (т. е. и дивизией) командовал долгое время Фриновский.

В ноябре 1937 года Гребенника направили на Дальний Восток. Надо было иметь веские причины, чтобы направить командира полка Дивизии из Москвы на ДВК и кажется, что они у Фриновского были. Забегая вперед, следует сказать, что во время Великой Отечественной Гребенник будет командиром стрелковой дивизии, смерть Сталина застанет его на должности начальника погранвойск Ленинградского военного округа. В 1956 году он будет подавлять восстание в Венгрии, и в ноябре тоже года станет военным комендантом Будапешта. Кажется, что биография говорит сама за себя: очевидно, что это был в органах не случайный человек.

Что конкретно сделал командир 59 погранотряда? Начнем с того, что 12 июля, как я уже сказал, советские пограничники заняли вершины сопок Заозерная и Безымянная полностью. Японцы вообще не признавали принадлежность этих сопок СССР, но даже в той интерпретации, которую давала русско-китайскому Хунчуньскому протоколу 1886 года «советская сторона, нашей стране принадлежала только восточная половина сопок (высот) Заозерная и Безымянная, а советские пограничники заняли их вершины целиком».

15 июля у сопки Заозерная советским пограничником был убит японский жандарм. Расследование, проведенное советской стороной, определило, что труп японского жандарма-нарушителя лежал на территории Советского Союза, в трех метрах от линии государственной границы. Японская сторона утверждала, что убийство произошло на территории Мань-чжоу-Го и, стало быть, явилось вооруженной провокацией советских пограничников. Вопрос о том, кто прав в этом споре, может прояснить телеграмма Блюхера Ворошилову. Дело в том, что маршал «подверг сомнению законность действий наших пограничников у озера Хасан. Втайне от члена военного совета т. Мазепова, своего начальника штаба т. Штерна, зам. наркома обороны т. Мехлиса и зам. наркома внутренних дел т. Фриновского, находившихся в это время в Хабаровске, т. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерная, и без участия начальника погранучастка произвел расследование действий наших пограничников. Созданная таким подозрительным порядком, комиссия обнаружила «нарушение» нашими пограничниками Маньчжурской границы на 3 метра и, следовательно, «установила» нашу «виновность» в возникновении конфликта у озера Хасан. Ввиду этого, т. Блюхер шлет телеграмму наркому обороны об этом мнимом нарушении нами Маньчжурской границы и требует немедленного ареста начальника погранучастка и других «виновников в провоцировании конфликта» с японцами. Эта телеграмма была отправлена т. Блюхером также в тайне от перечисленных выше товарищей». Иными словами, Блюхер заявил, что ответственность за провокацию лежит на командире погранотряда Гребеннике, который действовал, видимо, с санкции Фриновского.

Кажется, что советская сторона ожидала активных ответных шагов с японской стороны, тогда был бы повод атаковать Квантунскую армию. Шансы для этого были совершенно реальные. 20 июля 1938 г. военный министр империи Сейсиро Итагаки и начальник генерального штаба Номия Каньин запросили аудиенцию у императора с целью получить его санкцию на применение военной силы. Однако, император Хирохито, опираясь на позицию министра иностранных дел, военно-морского министра и министра внутренних дел, отказался отдать приказ об ответном ударе. В результате военные действия с самого начала приняли локальный характер — с японской стороны сопки атаковала только 19 дивизия Корейской армии. Напомним, что ограниченная атака сухопутных сил империи не могла привести к успеху без одновременного удара авиации по ВВС РККА. Японский план войны мог быть успешным только при условии внезапного удара японской авиации на планах и разгрома ВВСДКФ. Этого не произошло, но в Москве (да и в Хабаровске) не могли заранее знать, что японцы откажутся от расширения конфликта и не нанесут авиаудар.

О чем думал в этот момент один из наиболее прославленных полководцев Гражданской войны и один из пяти первых маршалов Советского Союза Василий Константинович Блюхер? Вполне возможно, он считал, что во всем виноваты чекисты, «а если открыть глаза Сталину, то он все поймет». «Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений Советского правительства и приказов наркома, т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с. г., при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т.