Все это вместе дает представление о том, что именно происходило осенью 1938 года: новый всплеск «большой чистки», который вроде бы уже прекратился летом 1938 года. При этом, ядро репрессированных — «чистильщики» в чекистском и партийном аппарате.

Иными словами, Берия решал задачу ликвидации группы Ежова и Евдокимова, которые представляли реальную угрозу для Хозяина. Следует учитывать при этом, что положение нового заместителя наркома было не простым. С ним из Грузии приехали сначала всего несколько человек: даже начальником его секретариата первый месяц оставался бывший пограничник, доверенное лицо Фриновского, комбриг В.А. Ульмер, и доверять ему Берия не мог. Заместителем Берия стал Меркулов, и им надо было срочно укреплять свои позиции.

Здесь следует отметить ряд обстоятельств. Это сейчас мы знаем, что Берия возглавил органы на долгие годы, стал одним из символов НКВД. Но современники событий не знали будущего, и понятно, почему Берия не очень хотел ехать в Москву. Остались воспоминания об этом и Хрущева, и в его семье. Опасения его понятны — перевод в столицу на такую должность мог закончиться по-разному. Осенью 1937 г. Эйхе перевели с должности 1-го секретаря Западно-Сибирского краевого комитета ВКП(б) на должность народный комиссар земледелия СССР, и в апреле 1938 года арестовали. Весной в Москву с должности 1 секретаря Ростовского обкома перевели Евдокимова. Он стал заместителем наркома водного транспорта — все понимали, что это кризис в карьере (для Евдокимова просто не первый кризис — «он хромая лиса, и зубы съел на чекистской работе»). Первым заместителем народного комиссара внутренних дел был одно время Заковский. И чем это для него закончилось? Вообще никто не мог знать, на ком конкретно остановится ротация, кто мог заранее сказать, что выживут Берия, Хрущев и Жданов? Сталин понимал опасения Берия и демонстративно оказывал ему покровительство: навестил в новой квартире (в Доме Правительства), предлагал поселиться в Кремле и т. п. Но насколько Берия мог верить Сталину?

Конечно, Берия нуждался в информации о расстановке сил в наркомате, о слабых и сильных сторонах окружавших его людей. Такой человек у него был — начальником АХУ НКВД уже полгода был Сумбатов, который мог информировать его о «неофициальной стороне жизни» в Москве. С другой стороны, оказавшись во враждебном окружении в наркомате, логичнее всего для Берия было бы сыграть на расколе между Ежовым и Фриновским. Пока еще недостаточно он силен, демонстративно опереться на одних против других: либо на «ежовцев», либо на «северокавказцев». А на кого? Логичнее было бы сначала усыпить доверие наркома, избавиться от людей Фриновского в аппарате, а потом взяться за людей Ежова. Но Берия почему-то сначала основной удар наносит сразу и по окружению наркома, и по «северокавказцам»: в середине сентября арестовали капитана Алехина, Цесарского отправили руководить Ухто-Ижемским ИТЛ, затем Жуковский получил назначение стать начальником Риддерского полиметаллического комбината. Сточки зрения борьбы Берия за контроль важно, что было ликвидировать управление особых отделов». Начальник управления Н.Н. Федоров стал просто начальником отдела, а начальники отделов — начальниками отделений. Кроме того, Меркулов стал официально заместителем начальника ГУГБ вместо Николаева-Журид. Тактически это кажется ошибкой, ведь должно только привести к объединению усилий «ежовцев» и «северокавказцев», к усилению сопротивления. Объяснение этому может быть в том, что Берия реально считал, что все они одинаково противники и представляют близкую угрозу, иными словами — «медлить нельзя». Одновременно с Алехиным был арестован начальник 3 отдела 3 управления А.П. Радзивиловский. 24 сентября Борис Берман арестован (снят со своей должности еще 4 сентября).

Арест Бермана и Алехина, конечно, следует понимать, как стремление обезопасить Сталина (под контролем Алехина «спецлаборатория») и взять под контроль средства связи. Управление занималось чекистским наблюдением за транспортом и связью. За кем конкретно? Нарком связи — старший брат Бориса Дмитриевича — Матвей Дмитриевич Берман. Заместитель наркома транспорта — другой «туркестанец» — Лев Александрович Бельский. Фактически, занимая свою должность, Борис Берман выводил ОТиЗ под контроля Сталина (и Берия) связь и транспорт.

Сталин подозревал (знал?) об этом, и в ноябре 1938 года говорил Хрущеву, обсуждая обстоятельства бегства наркома внутренних дел УССР, «ежовца» А.И. Успенского: «Я с вами говорил по телефону, а он подслушал. Хотя, мы говорили по ВЧ и нам даже объясняют, что подслушать ВЧ нельзя, видимо, чекисты все же могут подслушивать»…Конечно, ВЧ и связь страны — не одно и то же. Вместе с тем, контроль за всей связью страны в условиях политического конфликта может оказаться ключевым фактором. Вспомним ленинский завет — «захватить почту и телеграфы». А дальше «вокзалы»…

Одновременно, 15 сентября 1938 года принимается решение ПБ об окончании национальных операций. Прекращалась практика посылки «альбомов» в Центр. На местах создавались т. н. «особые тройки» — первый секретарь, начальник УНКВД и прокурор. «Особые тройки» должны рассмотреть дела в двухмесячный срок. Тройки рассматривают дела арестованных до 1 августа. Все дела арестованных после 1 августа 1938 года направляются в суд.

О некотором смягчении политики говорит следующая фраза: «выносить решения об освобождении обвиняемых из-под стражи, если в делах нет достаточных материалов для осуждения обвиняемых». Правда, этим же постановлением определяется, что «решения особых троек по первой категории приводить в исполнение НЕМЕДЛЕННО». По сути, это приводит к вакханалии расстрелов в регионах, но с центрального аппарата «головная боль» снята, и есть возможность сосредоточиться на главном — «кто в доме хозяин».

И все-таки, нескольким «кавказцам» должно было быть трудно на Лубянке: отдел охраны по-прежнему возглавлял Дагин, контрразведовательный отдел — Николаев-Журид, тюремный — Антонов-Грицюк, оперативный — Попашенко. Выдвиженцы Ежова — Федоров и Пассов возглавляли соответственно особый и иностранный отделы.

Ежов планы вождя понял сразу: «переживал и назначение в замы т. Берия… Думал, что его назначение — подготовка моего освобождения». Понимая угрозу для себя, он сразу начал договариваться с Фриновским о совместных действиях: «В первый же день его [Фриновского] приезда из ДВК сразу заговорили о Берия (он еще тогда не знал о назначении). Видя мое минорное отношение к назначению, он довольно откровенно разговорился о моей будущей плохой жизни от Берия. Затем эти разговоры в разное время с некоторыми перерывами продолжались вплоть до последнего времени (последняя встреча с Фриновским во время ноябрьских праздников)… Я всю эту мразь выслушивал с сочувствием. Советовался, что делать». Надо заметить, что Фриновский давал ему разумные советы: «Советовал держать крепко вожжи. Не давать садиться на голову. Не хандрить, а взяться крепко за аппарат, чтобы не двоил между Берия и мной. Не допускать людей т. Берия в аппарат». И если бы Ежов меньше пил, то некоторые шансы выжить и победить у него были.»

Самый простой и лежащий на поверхности первый шаг — предъявить «компромат» на Берия. Ежов обсуждал с Фриновским это: «советовался, показать ли Вам известные уже о т. Берия архивные документы». Конечно, это сработало бы, только если Сталин сомневается в своем земляке. А Сталин, похоже, не очень сомневался. Но самое главное — Берия можно было попытаться физически ликвидировать. Конечно, это не могло не вызвать неудовольствия Сталина, но ведь и альтернатива — смерть. Ежов и Фриновский отлично знают правила игры в 1937–1938 гг. Была ли возможность убрать Берия? Оказывается — была.