спасибо моему другу из «прошлого будущего» Борису Розенцвейгу. Вскоре «тётушка Ирен» утомилась, и заботливый сын увёл её отдыхать, извинившись и попросив меня дождаться его возвращения.

* * *

— Майкл, большое тебе спасибо за то, что так порадовал мою маму, но мы оба прекрасно понимаем, что ты пришёл ко мне не только для того чтоб спеть несколько песен для моей матушки. Так чем же я могу быть тебе полезен? — Энрико расслабленно сидит в удобном мягком кресле и совершенно беззастенчиво, но с видимым интересом меня разглядывает.

Молча достаю из портфеля карту Перу с заранее нанесённым маршрутом моего полёта. Подвинув чашки с чаем в сторону, раскладываю её на журнальном столике за которым мы сидим и указываю на два кружка на карте, а затем вкратце пересказываю «историю открытия» загадочных фигур на плато.

— Мистер Ла Гуардия, мы оба лётчики и хорошо понимаем, что если на земле есть знаки, видимые только с воздуха, то они и предназначены для тех, кто сможет их увидеть. Это сенсация мирового уровня. Или предки современных индейцев умели летать, или это следы древней цивилизации вообще не имеющей отношения к индейцам. Но с этим пусть разбираются учёные. Не скрою, в Советском консульстве к моим словам отнеслись довольно скептически. Так оно и не располагает теми широкими возможностями что имеются у Вас. Если об этом открытии я сейчас сообщу газетчикам, то без весомых доказательств они просто поднимут меня на смех, да и не нуждаюсь я в лаврах первооткрывателя. Но вот Вы вполне можете отправить небольшую экспедицию для обследования этих плато. Достаточно одного самолёта, оборудованного кинокамерами или фотоаппаратами для воздушной съёмки. В качестве эксперта лучше использовать известного археолога чьим словам несомненно поверят, тем более что они будут подтверждены фотоснимками. Не мне Вам объяснять, какое влияние подобное открытие окажет на имидж Вашей страны на мировой арене, как первооткрывательницы этого сенсационного феномена. А Ваше имя, как организатора этой научной экспедиции станет не только широко известно во всём мире, что несомненно укрепит Ваш личный авторитет как прозорливого политика не чуждого чаяньям науки, но также пойдёт на пользу Вам и Вашей партии. Решайтесь! Вы ничего не теряете.

На долгие десять минут мой собеседник уходит в глубокую задумчивость. Моя искренняя убеждённость в своей правоте в итоге переборола его первоначальный скептицизм от моего сообщения. Ла Гуардия действительно в случае неудачи не теряет ничего. Всего лишь деньги на один «ознакомительный полёт» по уже известному маршруту. Вот только афишировать «экспедицию» в прессе заранее не стоит. Но в том случае, если мои слова подтвердятся, выгода от этого сенсационного открытия очевидна.

— Хорошо Майкл, свою выгоду в твоём предложении я вижу отчётливо, но в чём заключается твой интерес, если «лавры первооткрывателя» тебя не интересуют? — взгляд моего собеседника становится заинтересованным.

Вновь молча выкладываю на столик перед собеседником новые бумаги. На сей раз это все мои лётные сертификаты, французская лицензия, удостоверения и лётная книжка. С немалым интересом мой визави внимательно их изучает и затем возвращает назад.

— Так ты действительно учился у Артура Анатры и на самом деле знаком с Анри Фарманом, Эмилем Девуатином и Челестино Розателли? — в голосе «Цветочка» сквозит неприкрытое изумление и чувствуется толика некоторой растерянности. Всех этих людей, как бывший военный пилот, летавший во время Великой Войны на самолётах Антанты, он скорее всего знает лично или хотя бы хорошо наслышан о них, и моё близкое знакомство с ними ставит его в тупик. Кто они, кто я, и какая между нами может быть связь?

— Мистер Ла Гуардия, я бы в любом случае не стал Вам лгать. Это не в моих интересах, да и воспитание не позволит. Моя матушка учила меня всегда говорить только правду.

— Это конечно похвально, мистер Лапин. Моя мама тоже плохого никогда не посоветует, но чего хочешь именно ты? Ведь не зря же показываешь мне свои лётные документы?

— Хочу поднять в воздух «Boeing P-26» и опробовать эту «птичку» в самостоятельном полёте. Экзамены на лицензию пилота готов сдать хоть сегодня. В теории этот самолёт знаю уже достаточно хорошо, теперь хочу применить свои знания на практике. В этом и заключается мой интерес. — ответ приводит моего собеседника в состояние крайнего изумления и замешательства. Откинувшись на спинку кресла, Энрико откровенно таращит на меня свои большие тёмно-карие глаза, не отводя пристального и подозрительного взгляда.

— Мистер Лапин, Вы советский шпион? Зачем Вам изучать наш самый современный истребитель? — от комического зрелища «ошеломлённого гнома» не выдерживаю и непроизвольно хихикаю.

— Ох! Извините меня господин Мэр! Не смог удержаться. В чём — в чём, но в военном шпионаже меня обвиняют впервые. Нет, всё намного проще и к шпионажу не имеет никакого отношения. Да и не долго эта модель будет «самой современной», век современных «самых — самых» довольно короток. Три-пять, максимум восемь лет и на их смену приходят новые «самые современные». Вам ли этого не знать? Да и подробные технические характеристики самолёта давно уже опубликованы во всех журналах лётной тематики и в специализированных авиационных справочниках и каталогах США и Европы. Но вот производственные секреты, подробные чертежи, технологические карты или особенности промышленной технологии сборочных цехов меня не интересуют совершенно. Видите ли, у меня есть своя маленькая слабость, или «хобби», как это называют англичане. Я люблю летать и по возможности стараюсь делать это регулярно, но желательно на самых современных самолётах. Практически у всех людей есть свои подобные «невинные увлечения». Кто-то, например, как Ваш Президент, увлекается мирным и безобидным коллекционированием редких почтовых марок… — а горло-то от волнения пересохло! Делаю небольшой глоток уже успевшего остыть чая и продолжаю:

— Известный нам обоим американский писатель и журналист Эрнест Хемингуэй, что сейчас пишет захватывающие репортажи в американские газеты с обоих Латиноамериканских фронтов, в свободное время обожает африканское сафари и коллекционирует шкуры хищных животных. Которые предпочитает добывать самостоятельно, невзирая на сопряжённый с этим риск. Сейчас он рискует не меньше, так что даже не могу с уверенностью сказать, что привлекает его более всего, риск охоты или опасности войны. Но вот я предпочитаю «коллекционировать» новые самолёты. Будет правильнее сказать, что даже не сами эти воздушные аппараты, а тот азарт, что связан с освоением новой и пока непокорной тебе машины. И то, ни с чем не сравнимое восторженное ощущение полёта, на полностью освоенной и послушной твоим рукам технике. Впрочем, кому я об этом рассказываю? Вы же сами в прошлом пилот и прекрасно меня понимаете. Если сможете мне в этом помочь, я буду Вам искренне благодарен! — с надеждой смотрю на своего визави и в напряжении ожидаю ответа.

Ла Гуардия вновь откидывается на спинку кресла, сцепляет на животе пальцы рук и прикрыв глаза ненадолго «засыпает». Теперь он вновь сосредоточенно о чём-то размышляет, но ни ошеломления, ни скептицизма на его лице уже нет. Он услышал «мой интерес» и тот ему понятен. Спустя несколько минут он «приходит в себя»:

— Мистер Лапин, я постараюсь Вам помочь. Но возле Нью-Йорка нет военно-воздушных баз и военный самолёт даже я не вправе приказать без важной на то причины перегнать на гражданский аэродром. У меня нет таких полномочий и военно-воздушные силы США мне не подчиняются. Так что если Вы всё ещё хотите «прокатиться на Пишутере», то придётся посетить военную авиабазу. Вот это я Вам устроить смогу. У меня есть достаточно влиятельные друзья в государственном департаменте и среди конгрессменов. Полагаю, что они мне не откажут в этом «маленьком капризе» в обмен на Ваше негласное содействие в подготовке будущей экспедиции в Перу, в качестве технического консультанта. Если Вас устраивает такой чейндж, то будем считать, что наша сделка заключена. Но до ближайшего военного аэродрома где базируются «Боинги» более шести сотен миль. Вы готовы к такому путешествию?

— Не вижу в этом никаких затруднений, мистер Ла Гуардия. Мой личный «Parks — P2A» стоит в ангаре на поле Рузвельт Филд. В случае необходимости «Кузнечик» прыгнет даже на тысячу километров, мне не привыкать к таким перелётам.

— «Кузнечик»? Что за странное прозвище для самолёта?

— Так его называл прежний владелец, а я не стал ничего менять. Он полностью оправдывает своё имя.

И спустя всего две недели после нашего разговора мой «Кузнечик», взлетев ранним утром с аэродрома в Нью-Йорке ближе к вечеру приземляется уже на взлётное поле возле Дейтона, небольшого