что все эти музыканты, актёры, поэты и писатели с которыми он встречается, не враги нашей родины, а просто «заблудившиеся». Вот он и мечтает их всех «образумить» и вернуть на Родину. Это просто юношеский максимализм и переоценка своих сил. Он пока не понимает, что многие из этих «заблудившихся» давно уже отрезали себе путь назад. Других мыслей на этот счёт у меня нет. Но Михаилу Лапину лично я доверяю, он наш человек!

— А что это Вы, товарищ Меламед, так загадочно улыбаетесь? Может поделитесь своими мыслями на счёт предмета нашего обсуждения? — Леонид Михайлович немного раздражённо посмотрел на своего четвёртого вице-консула.

— Отчего же не поделиться? — Григорий Моисеевич насмешливо хмыкнул и взглянул в сторону Гусева.

— Так говорите, надо «срочно возвращать Лапина на Родину»? А спектакль дирижировать Вы станете? А неустойку за срыв гастролей из чьего кармана платить будем? Нее-е! Слишком уж Вы Пётр Давыдович импульсивны и, простите на резком слове, близоруки. А того что лежит прямо перед Вашим носом так и не увидели! Помните, совсем недавно в этом самом кабинете мы размышляли, кто же всё-таки опекает Лапина? Надеюсь теперь-то вопросов по этому поводу ни у кого не остаётся? «Порученец» выполнил свою работу и вот теперь вызван «для отчёта». А то что Арманд Хаммер — птица такого полёта, что ни наши структуры, ни КОМИНТЕРН его просто не контролируют, должно быть хорошо понятно нам всем. Он «летает» среди таких вершин… В общем-то, мне сейчас уже совершенно понятно, кто же теперь «опекает» Лапина. У меня картинка полностью сложилась, признаю, довольно шикарная придумка. Десяток романсов, которые надо не только написать, но и отрепетировать, а это не одно и не два посещения квартиры Хаммеров. Причём совершенно легальных и не привлекающих ничьего внимания со стороны. А то, что Хаммер получит разрешение для жены на эти песни, я даже не сомневаюсь! Весьма элегантное решение. Считаю, что на этом рассмотрение данного вопроса можно заканчивать.

После высказывания товарища Меламеда ни у кого из присутствующих больше не возникло никакого желания «продолжить прения». Да и что тут обсуждать? То, что Хаммер личный агент Сталина ни у кого из присутствующих сомнения не вызывало. Это не афишировалось, но все приближённые «к верхам» об этом догадывались. И то, что Лапин «вызван для отчёта», теперь тоже стало понятно всем. Однако, «высоко летает» это юноша, как бы голова у него не закружилась от таких перспектив. Но это уже сугубо только его проблемы.

— Хм. Действительно товарищи, на этом пожалуй, и закончим наше совещание. Валериан Савельевич, всё-таки попытайтесь ненавязчиво контролировать своего подопечного, чтоб он глупостей каких-нибудь не сотворил. Сами понимаете, головы полетят у всех, но персонально у Вас в первую очередь.

— И Вы, Пётр Давыдович, тоже будьте более осмотрительны в своих высказываниях и предположениях. Не хватало нам ещё внеплановой проверки. Сами понимаете, время сейчас такое, что долго разбираться не станут. Разнесут всю нашу «посудную лавку» к чёртовой матери на мелкие осколочки. Всё товарищи, расходимся по своим местам и приступаем к работе.

Глава 5. Нью-Йорк

Что самое лучшее в таком большом городе, как Нью-Йорк?

Возможность из него уехать.

(просто цитата из к/ф)

До конца гастролей остаётся меньше месяца и для меня эти полгода вновь пролетели как единый миг. Но миг, наполненный интересными встречами и новыми знакомствами. Поначалу всерьёз опасался, что спонтанно прошедшие «послепремьерный фуршет с банкетом» выйдут мне боком, но минула неделя, вторая… и ничего. Это «безразличие» обескураживало и… настораживало. Словно со стороны «консульских» и не было тех косых взглядов, скепсиса и уничижительного хмыканья в мою сторону по поводу приглашения на премьеру мюзикла таких одиозных личностей как Рахманинов, Шаляпин и прочих «нежелательных элементов». Вот только мой «лучший друг» Валериан Савельевич теперь на меня смотрит не то что бы осуждающе, но как-то даже печально, словно врач на безнадёжно больного пациента. Видимо решив для себя: — «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не забеременело».© Видя такое явное «попустительство» со стороны «надзорного органа» потихоньку начал проверять «границы дозволенного» и убедившись что их нет, наконец-то вздохнул свободно и зажил той беззаботной жизнью «светского повесы», что так радует меня и печалит моего куратора.

Несмотря на все мои опасения премьера мюзикла и первая неделя показа прошли без особых эксцессов. Хотя накануне вся «прогрессивная пресса» просто захлёбывалась в антисемитской истерии, раздувая скандал вокруг состава театральной труппы. Не знаю, сам ли Шуберт догадался или Мэр воспользовался «административным рычагом» и немного ему «подсобил», но вся полицейская охрана в театре и вокруг него неожиданно оказалась только из копов явной семитской наружности. Где и нашли столько-то? Это как-то сразу поумерило пыл большей части «возмущённых пикетчиков», а тем немногочисленным и упёртым демонстрантам, для кого этот однозначный предупреждающий посыл от городской мэрии поначалу не дошёл, понять его сущность помогли зуботычины и синяки «от органов правопорядка», что не особенно-то и церемонились с «нарушителями общественного порядка». «Французского варианта» в Нью-Йорке не случилось.

Далее спектакли шли только два раза в неделю. Тосканини решительно отказался «варварски эксплуатировать» свой оркестр, а на все робкие попытки Шуберта уговорить Маэстро хотя бы ещё на один «дополнительный» спектакль в неделю, всерьёз грозился «пожаловаться в профсоюз на угнетателя». И это не пустая угроза. Профсоюзы в США в это время реальная сила, вполне могут и забастовку объявить, но вообще-то правильно сделал, что отказался. Во Франции, полагая что впереди всего месяц такого «интенсива», мы самонадеянно ввязались в «марафон» растянувшийся на полтора месяца. А ведь ещё в Одессе столкнулся с тем, что Мендель тоже категорически отказывался увеличивать продолжительность и количество концертов нашего ансамбля. Я-то по наивности полагал, что это из-за его разногласий с руководством конторы. Но после парижского «музыкального марафона» к концу которого и труппа, и оркестр выглядели словно загнанные лошади понял, что у всего есть свой предел.

Это «прогрессивный экспериментатор» Монтё дал своё согласие на ежедневные выступления, но «махровый консерватор» Тосканини считает, что и два выступления в неделю для его оркестра слишком высокая нагрузка. А накануне перед каждым выступлением ещё и репетиция, ничем не уступающая по накалу страстей полноценному спектаклю. Это действительно утомительно. Но три свободных дня в неделю меня откровенно радуют. По умолчанию подразумевается, что они полностью посвящены «отдохновению и творчеству молодого композитора». Действительно, я так «творчески» их использую, что даже трёх дней мне мало. Пришлось опять прикупить «колёса», благо что при гостинице есть гараж для «авто» состоятельных постояльцев. Мудрить с выбором, а тем более шокировать советских дипломатов супердорогим автомобилем не стал, купил Chrysler Imperial Airflow CV, восьмицилиндровый шестиместный лимузин шикарного чёрно-антрацитового цвета. И цена этого красавца, новенького, прямо из сборочного цеха, для меня вполне приемлемая — чуть выше тысячи шестисот долларов. Конечно, это не тот роскошный «Бентли» что у меня был, но так и не подарок, сам покупал и «на свои кровные». Катать девчонок — самое то. А катать приходится.

Астрид Варнай тоже пришлось поселить в «Плазу», хоть и не на «люксовом» этаже, а тремя выше. Но одноместный первоклассный номер для одинокой девушки — это просто предел всех её сокровенных мечтаний. Наша «Флёр де Лис» живёт с мамой в Нью-Джерси и каждый раз на репетицию или спектакль за семьдесят миль особо не наездишься. Даже моему «Крайслеру» на это требуется более двух с половиной часов. Дороги-то сейчас не те, что в моём будущем. А после спектаклей и репетиций ещё и Клару с Миной домой отвозить приходится. Живут они в Ист-Сайде и от театра Шуберта девчонкам до дома чуть более десяти минут езды на такси. Но так это нормальным девчонкам, а не этим… кхм, малолетним бестолочам.

На второй день после начала репетиций Мина в театре вообще не появилась, а Клара только и смогла просипеть, что «у сестрёнки температура поднялась и мама её не отпустила». Шуберт чуть все остатки своей шевелюры не выдрал, бегая с горестными воплями по сцене. Оказалось, что накануне эти дурёхи после репетиции решили пройтись до дома пешком, а на «сэкономленные» деньги отметить начало «сценической карьеры» небольшой порцией мороженного. Угу, хватило как раз по три креманки на каждую сладкоежку. И как итог — два простуженных горла. Если