— Нет, Ри, тебе нужно поумерить пыл. Можешь сказать или мне, или никому. Если это важно, я передам начальнику. И почему ты прикоснулась к Будке? Проклятие. Ты же знаешь, что не можешь этого делать. Я должна после этого составить на тебя Плохой рапорт.

— Офицер… — Ри, по ту сторону окна, сложила в мольбе руки. — Пожалуйста. Я не вру. Кое-что случилось, и это слишком неправильно, чтобы попустить, и вы же тоже дама, так что, пожалуйста, поймите это. — Ри подняла руки вверх. — Вы же тоже дама. Понятно?

Ван Лэмпли изучала заключенную, которая стояла на бетонном постаменте перед Будкой и умоляла её, как будто у них было что-то общее, кроме двойных X-хромосом.[133] — Ри, ты прямо сейчас нарушаешь границу. Я не шучу.

— И я не вру ради спасения! Пожалуйста, поверьте мне. Дело в Петерсе, и это серьезно. Начальник тюрьмы должна знать.

Петерс.

Ван потерла огромный правый бицепс, это было ее привычкой, когда вопрос требовал немедленного рассмотрения. На бицепсе была татуировка в виде надгробия с надписью: ВАША ГОРДОСТЬ. Под словами на камне была изображена поверженная рука. Это был символ всех соперников, которых она победила: костяшки на столе, спасибо за игру. Многие мужчины не хотели быть её соперниками. Они не хотели рисковать своей репутацией. Они находили отговорки, вывих плечевого сустава, разбитый локоть, и т. п. «Врать ради спасения» было забавное выражение, но очень меткое. Дон Петерс был типом всегда врущим-ради-спасения.

— Если бы я не сломал руку, играя в баскетбол в старшей школе, надеюсь, ты понимаешь, что я тебя быстро завалил бы, Лэмпли, — однажды объяснила ей эта маленькая жопа, когда они после смены пили пиво в Скрипучем колесе.

— Я не сомневаюсь в этом, Донни, — ответила она.

Большой секрет Ри, вероятно, был секретом полишинеля. И все же… Дон Петерс. На него было много жалоб, того типа, что, возможно, вы действительно должны быть женщиной, чтобы это понять.

Ван подняла чашку кофе, за которую она забыла. Ты была холодной. Хорошо, она предполагала, что может отвести Ри Демпстер к начальнику тюрьмы. Не потому, что Ванесса Лэмпли стала мягкой, а потому, что ей нужна была свежая чашка кофе. Ведь на данный момент ее смена продолжалась.

— Хорошо, заключенная. Но это в первый и в последний раз. Возможно, я ошибаюсь, но сделаю это. Надеюсь, ты все продумала.

— Да, офицер, я все продумала. Я думала и думала и думала.

Лэмпли вызвала по рации Тига Мерфи, чтобы тот спустился и подменил ее в Будке. Сказала, что ей нужно минут десять.

3

Петерс прислонился к стене рядом с камерой легкого режима, или как её называли, мягкой камерой, и крутил в руке телефон. Его рот сжался в хмуром недоумении.

— Я не хочу беспокоить тебя, Дон… — Клинт подбородком кивнул в сторону двери камеры — …но мне нужно поговорить с этой особой.

— О, это нисколько не побеспокоит меня, Док. — Петерс еще раз крутнул телефон и вызвал на лице ухмылку типа дружище-я-же-все-понимаю, что, как они оба знали, было так же реально, как лампы Тиффани, которые продавались на блошином рынке в Мэйлоке два раза в неделю.

Однако на лицо была парочка реальных вещей: 1) Имело место явное нарушение устава: офицер тратит время на его телефон, в разгар рабочего дня; и 2) Клинт пытался подловить Петерса на сексуальных домогательствах и добиться его увольнения в течение нескольких последних месяцев. Четыре разных заключенных лично жаловались доктору на сексуальные домогательства, но только в его кабинете и под печатью конфиденциальности. Никто из них не был готов рассказать это под запись. Они боялись мести. Большинство этих женщин испытали на себе немало мести, как внутри этих стен, так и за их пределами.

— Значит, у Макдэвид тоже есть эти вещи, да? Из новостей? Есть причины, по которым мне нужно за себя волноваться? Все, что я видел, говорит, что это преследует только дам, но вы ведь доктор.

Как он и предсказал Коутс, десяток попыток дозвониться в ЦКЗ не принесли ничего, кроме сигнала «занято».

— У меня нет более подробных сведений, чем у тебя, Дон, но да, пока, насколько мне известно, нет никаких признаков того, что какой-либо мужчина заразился этим вирусом — или что бы это ни было. Мне нужно поговорить с заключенной.

— Хорошо, хорошо, — сказал Петерс.

Офицер разблокировал верхние и нижние замки, затем нажал кнопку рации.

— Офицер Петерс, позволяет доктору зайти в А-10, прием.

Он распахнул дверь камеры.

Перед тем, как уйти с дороги Клинта, Петерс указал на заключенную, сидящую на поролоновом матрасе у задней стены.

— Я буду рядом, так что было бы неразумно делать что-нибудь с Доком, ясно? Это ясно? Я не хочу применять силу, но буду вынужден. Ясно?

Эви не смотрела на него. Ее внимание было сосредоточено на волосах; она погрузила в них свои пальцы, разбирая сплетения.

— Я поняла. Спасибо, что вы такой джентльмен. Ваша мать, должно быть, очень гордится вами, офицер Петерс.

Петерс висел в дверях, пытаясь понять, не подъебывают ли его. Конечно же, мать им гордилась. Ее сын служил на фронтах войны с преступностью.

Клинт похлопал его по плечу, прежде чем он смог понять.

— Спасибо, Дон. Я, пожалуй, пройду.

4

— Мисс Блэк? Эви? Я доктор Норкросс, психиатр в этом учреждении. Вы чувствуете себя достаточно спокойной для разговора? Важно, чтобы я понял, о чем вы думаете, как вы себя чувствуете, понимаете ли вы, что происходит, есть ли у вас какие-либо вопросы или проблемы.

— Конечно. Давайте поболтаем. Душа в душу.

— Как вы себя чувствуете?

— Я чувствую себя довольно хорошо. Правда, мне не нравится, как пахнет это место. Чувствуется определенный запах химии. Я же люблю свежий воздух. Девушка из деревни, можно сказать. Мне нравится ветер. Мне нравится солнце. Земля под ногами. Звуки парящей скрипки.[134]

— Я понимаю. Тюрьма может обострять чувства. Вы понимаете, что вы находитесь в тюрьме? Это исправительное учреждение для женщин в городе Дулинг. Вам пока не предъявлено обвинение ни в одном из преступлений, не говоря уже об осуждении, вы здесь только ради собственной безопасности. Вы понимаете, о чем я?

— Да, понимаю. — Она опустила подбородок к груди и опустила голос до шепота. — Но этот парень, офицер Петерс. Вы знаете о нем, не так ли?

— Знаете о нем — что?

— Он берет вещи, которые ему не принадлежат.