– Да не нужна она мне, – как я и ожидала, отмахнулась баба Тоня. – Это и не моя газета вовсе, я ее адресату должна была доставить.

– Так почему же не доставили? – с легким укором спросила я.

– А потому что некому уже доставлять! – собеседница немного рассердилась. – Померла подписчица, и почтовый ящик ейный сгорел дотла!

– Это вы не про Нину ли Горчакову говорите? – быстро спросила я.

Мое сыщицкое сердце екнуло: подозрения подтверждались!

– «Тихореченскую правду» выписывала Нина? – нажала я.

– Точно, Нинка, – подтвердила баба Тоня. – Она, кроме этой газетенки, никакой другой корреспонденции и не получала. Ни писем, ни посылок, ни переводов денежных – ничего! Хотя, нет, однажды ей открытка была…

Почтальонша задумалась.

– Какая открытка? – осторожно, чтобы не нарваться на закономерный вопрос «А тебе какое дело?», спросила я.

– Очень странная открытка! – баба Тоня в упор посмотрела на меня всеми тремя глазами. – Сколько на почте работаю, никогда ничего подобного не видела! Приглашение на похороны!

– Приглашение – куда? – опешила я.

– На похороны!

– Разве бывают такие открытки? – не поверила я.

– Типографских, наверное, не бывает, но эта открытка самодельная была, – почтальонша наконец-то разговорилась. – То есть вообще-то она тоже типографская, но печаталась к Девятому мая. Знаешь, какие картинки обычно к Дню Победы рисуют? Вечный огонь, обелиск, красные гвоздики в траурных лентах – вот такая открытка была. А только надпись «С Днем Победы!» на ней аккуратно заклеили другой – «Приглашение». Обычно приглашения присылают на свадьбу, на крестины или на юбилей, но там картинки совсем другие – кольца, банты, цветы, аисты… Я удивилась.

– И прочитали текст? – догадалась я, не удержавшись от улыбки: меня как сыщика любопытство почтальонши только радовало.

– Прочитала! – призналась баба Тоня. – Открытка-то незапечатанная была, без конверта, чего ж не прочесть…

– И что там было написано?

– Там было написано: приглашаю, мол, тебя, дорогая Ниночка, на мои похороны, которые состоятся тогда-то и там-то! – загробным голосом пробасила почтальонша, вытаращив на меня глаза, как сова.

Я ничуть не испугалась, потому что с мамулиной легкой руки потусторонние страхи и ужасы давно стали неотъемлемой составляющей жизни нашей семьи. Однако, чтобы не разочаровывать бабу Тоню, я постаралась изобразить испуг – охнула и прошептала:

– Это как же? Я не понимаю… Это покойник ей с того света открытку прислал, что ли?

– Зачем же – с того света? У нас и на этом почта неплохо работает, – усмехнулась баба Тоня. – Я так думаю, человек заранее побеспокоился заготовить приглашения и попросил кого-то в нужный момент их разослать. Чтобы быть в уверенности, что с ним простятся все, кто был ему дорог.

– Странный человек, – заметила я.

– Это женщина была, Иванова Анна Ивановна, – сказала почтальонша. – Я запомнила, потому что мы с ней однофамилицы, я ведь тоже Иванова.

– Может, это даже родственница ваша была? – подсказала я.

– Не, точно не родственница, – с сожалением сказала она. – Я ее не знала. У меня в городе родственников вообще нет.

– В нашем городе? – уточнила я.

– В вашем, в вашем. На улице Первого мая она жила, дом один, – вспомнила баба Тоня. – Легко запомнить, правда? Первое мая – дом один.

– А квартира? – быстро спросила я.

Знаю я улицу Первого мая, там в первых номерах сплошные пятиэтажки!

– А тебе какое дело? – почтальонша, точно очнувшись, задала-таки этот нежелательный вопрос.

– Да никакого! – легко согласилась я. – Дело у меня к вам. Варвара, продавщица из сельпо, сказала, будто у вас можно лечебную настойку купить, от простуды. Я бы взяла бутылочку.

– Это можно, – баба Тоня заметно подобрела. – Давай тридцать рублей, принесу тебе бутылочку. Не пожалеешь! Моя калиновая настойка по всему району славится!

Тут я с запозданием вспомнила, что никаких денег у меня нет, последние я утром потратила на хлеб. Я огорчилась, и это, должно быть, отразилось на моем лице, потому что баба Тоня тяжело вздохнула и неохотно молвила:

– Ладно уж, отпущу тебе в кредит!

Я клятвенно пообещала не замедлить с погашением кредита. Тетка сходила в дом и принесла из закромов плоскую поллитровку с завинчивающейся крышкой. Фирменная этикетка на бутылке отсутствовала, ее заменяла самодельная наклейка из тетрадной бумаги. На ней аккуратным школярским почерком было написано: «Колина на сперту».

– Внучок подписывал, – пояснила баба Тоня, встретив мой вопросительный взгляд. – Я-то сама без очков неважно вижу.

Я поняла, что незабываемую открытку-приглашение на похороны она изучала именно сквозь очки.

– Спасибо, до свиданья, – вежливо сказала я, откланиваясь.

– Приходи еще, – пригласила баба Тоня. – Скоро будет настойка нового урожая, она вдвойне целебнее.

Я пообещала непременно прийти за особо целебной настойкой и побежала к себе на дачу.

Там все еще продолжалось застолье. Шашлык был съеден подчистую, но на смену ему подоспели сосиски, жаренные на углях. «Колина на сперту» пришлась кстати. Напиток заслужил всеобщее одобрение и кончился так быстро, что я забеспокоилась, не придется ли мне бежать к почтальонше-самогонщице за добавкой, не дожидаясь настойки нового урожая.

Вполуха слушая похвалы экзотическому напитку, я думала о своем, о сыщицком.

– А вот интересно… – я спохватилась, что мыслю вслух, и замолчала.

– Что тебе интересно, дорогая? – интимно спросил разморенный пивом Макс.

– Мне интересно, не собирается ли кто-нибудь в город? – сказала я не совсем то, о чем думала.

– А тебе нужно? – мамуля вопросительно подвигала бровями.

– По нашим с тобой делам, – кивнула я, надеясь, что родительница поймет, о каких именно делах идет речь. О детективных, ясное дело!

Мамуля, видимо, поняла и решительно потребовала:

– Мужчины! Свозите кто-нибудь девочку в город!

– Кто же ее теперь повезет? – пожал плечами Саша. – Мы все пили пиво и «спертую колину»! Нам за руль нельзя! Пусть сама едет.

– Ты что?! Ей даже трезвой за руль нельзя! – испугался Зяма. – Ты знаешь, как она водит? У-у-у! Ужастики с вампирами отдыхают! Я не хочу опять потерять нашу машину, теперь уже навсегда!

– А потерять навсегда сестру тебе, значит, не страшно? – съязвила я.

Он немного подумал, прислушался к своим ощущениям и честно признался:

– Не так страшно.

Я грозно насупилась.